Я боялся - пока был живой
Шрифт:
– А что это у вас там такое хранится в этом мешочке, Саша?
На что привыкший к этим, ставшими ритуальными, вопросам, Саша отвечал, не открывая рта, и не разжимая губ:
– Это мои зубы!
– и добавлял.
– Любимые.
И, подумав еще немного, добавлял:
– В количестве семидесяти трех штук...
Когда же у посетителя проходил первый легкий шок, Саша снисходительно пояснял:
– А еще точнее, это зубы моего неизвестного науке, но от этого еще более горячо любимого животного.
В результате такого рода выходок не было ничего
Хотя это были на самом деле зубы неизвестного науке животного, которые оставил Саше на заре новых, только зарождающихся, рыночных отношений, некий приехавший в Москву шаман, которого приютил на некоторое время Саша. Шаман жил у Саши недели две, поил Сашу отварами сушеных мухоморов, после чего они устраивали камлания и предсказывали друг другу будущее. Когда же сушеные мухоморы закончились, шаман собрался уезжать за новым сбором, оставив Саше эти самые зубы, важно объявив их очень большой ценностью.
Прошло несколько лет, и как-то, изрядно выпив и поиздержавшись, Саша решил попробовать реализовать эту ценность в палеонтологический музей, где принесенные им зубы брезгливо рассмотрел некий сотрудник, даже не прикоснувшийся к ним, и заявил, что в те времена, когда эти зубы выпали, животных на земле еще не было. И посоветовал Саше сдать эти зубы в художественный салон в качестве сырья для изготовления ценных изделий из кости. В первом же салоне, куда он и понес свое сокровище, ему торжественно пообещали, что если он придет еще раз, вставить ему эти зубы туда, откуда они никогда, ни у кого не росли.
После такого обещания Саша никуда больше эти зубы не носил, но и выбросить их ему было безумно жаль, вот так они и стояли в углу в мешочке, вызывая один и тот же вопрос, на который следовал всегда один и тот же ответ.
Так что теперь Саша мог сидеть в своей квартире не то что в трусах, а совершенно голым. Он уже переступил черту, перейдя в категорию тех людей, которые могут не бояться, что к ним придут без приглашения, поскольку большинство знакомых стало бояться, как бы он не пришел к ним в гости без предупреждения.
– Рассказывай, Павлуша, - обратился Саша к гостям.
– "Вискас" никто не хочет?
– За угощение спасибо, - поблагодарил брезгливый Павлуша.
– Я лично сыт. Да и что рассказывать? Все так же, как всегда.
– Рассказывай!
– не поверил Саша.
– Павлуша, дорогой! Да ты не обижайся, если что, душа моя! Ты же знаешь, как я тебя люблю - всем сердцем! Давай, признавайся, что тебе понадобилось от старого пьяницы Сашки Перышкина?
– Да ничего мне от тебя не нужно, - растерялся Павлуша, все еще косясь на банку с кошачьей едой, которая произвела на него такое впечатление, что он явно усомнился, стоит ли выкладывать Саше то, с чем мы пришли.
– С чего это ты взял, что мне от тебя что-то нужно? Я просто так зашел, по дороге, посмотреть, как ты тут, да и вообще...
– Свисти, свисти!
– расхохотался Саша.
– Ты мой адрес, наверное, с трудом отыскал, хотя и живешь-то в двух шагах!
Павлуша вспомнил, как пытался найти несуществующий Сашин телефон, густо покраснел, и забормотал что-то вообще нечленораздельное.
– Да ладно, - весело и беззаботно махнул Саша.
– Хорошо то, что пришел, что жив и здоров. Давай, валяй, рассказывай, как жив и чем?
– Ты бы нас хотя бы усадил на что-то, - беспокойно огляделся Павлуша.
– Ты на чем спишь? Не на табуретке же?
– На табуретке я пробовал, - серьезно ответил Саша.
– на табуретке неудобно: когда сидя - жопа потом болит, а когда лежа пробуешь, никак в калачик не свернешься. Так что я сплю на столе! Поем, газетку переверну, и сплю себе на чистеньком. А присесть - это не проблема! Это мы вам мигом устроим, если вы постоять в коленках слабоваты.
Саша легко встал, свернул газету, ничего с нее не снимая, и так и отнес ее в стенной шкаф, вместе с ужином, где и водрузил на полку, рядом со стопкой старых газет.
На других полках мы заметили множество таких же банок, как и та, из которой только что поглощал "вискас" Саша. Многие из банок весьма внушительно раздулись.
– Как ты до сих пор живой ходишь, когда такую гадость лопаешь?! возмутился Павлуша.
– Разве же так можно?!
– Павлуша! Родненький! Да я в этой стране до седых волос, пока они у меня были, в прессе работал: сам дерьмо ел, и других дерьмом кормил. Лично я наелся - на всю оставшуюся. А ты про какие-то кошачьи консервы говоришь! Да мы же, Павлуша, Советские люди, и наш бронепоезд...
Он ловко уселся на край стола, и похлопал ладонью рядом с собой.
– Усаживайтесь! Других сидячих мест предложить не могу, увы. Кроме, разве что, табуретки, да и то хромой. Что-то у вас довольно странная по составу делегация, а судя по свежей повязке на глазу, вы имеете какие-то неприятности. Я прав?
– Перышкин, Перышкин, - грустно покачал головой Павлуша.
– Ты же золотое перышко, и голова у тебя - золотая, все признавали. Пил бы ты, брат, хотя бы чуть поменьше, цены тебе не было бы.
– Эти фразы мне, Павлуша, слишком хорошо знакомы и заучены наизусть. Но, как я понимаю, все перечисленные тобой мои достоинства, с которыми я вполне согласен, требуются вам сегодня в последнюю очередь. Так что, друг ты мой разлюбезный Павлуша, излагай подробно, чем я могу помочь, если, конечно, могу.
– Дело, Саша, крайне серьезное, - вступил в разговор Арнольдик. Настолько серьезное, что уже пролилась кровь. Мы сами, кажется, до конца полностью не осмыслили в какую историю ввязались. В двух словах так: нам в руки попали бумаги, в которых, судя по всему, затрагиваются интересы и преступного мира, и самых верхов государственной власти. Мы получили документальное подтверждение слухам и легендам о том, что русская мафия это не миф, а самая суровая реальность. Это документальное подтверждение тотальной коррупции всего государственного аппарата: кто, кому, когда, сколько. Преступный мир, прокуратура, отделения милиции, суды, банки, налоговая полиция, МВД, ФСБ, Госдума, правительство, вот так вот.