Я бросаю оружие
Шрифт:
— Витя? Чего тебе? Что-нибудь случилось? — всполошился дядя Ваня.
Я не успел и рта раскрыть, как старшина тут как тут изложил:
— Просит отправить на фронт.
— Вон оно что!
Дядя Ваня откинулся на высокую спинку кресла, положил руки на подлокотники. Гражданский, что стоял с боку стола навытяжку, как и старшина, осклабился и переступил ногами на «вольно», но дядя Ваня зыркнул на него так, что тот снова замер, будто аршин проглотил.
— Ясно. Папка-то пишет что, давно от него получали?
— Не очень. На учениях они...
— Та-ак. Ясно. К нему, значит, собрался? А с ногой у тебя что?
— Гвоздем наколол... Дядь Вань!.. Товарищ майор, товарищ наро... военный комиссар, а к нему можно?
— К нему?.. Болит нога-то?
— Не. Не очень.
— Нарывает?
— Нет. Уж прорвало! — соврал я, догадываясь, куда он гнет.
— А хромаешь. Куда же мне тебя, товарищ красный боец, товарищ боевой доброволец? В госпиталь сперва? А раненые красноармейцы на границе пусть подождут? И потом — ты в каком теперь классе?
— В четвертом.
— Но не закончил еще?
— Н-нет...
— Ну, вот видишь? Какой же из тебя командир — с неполным начальным образованием?
— Я в разведчики.
— Тем более. Разведчик сейчас ох каким грамотным обязан быть! Немецкий знаешь, проходил?
— Н-нет.
— Ну так что же ты, брат, какой из тебя разведчик? Давай мы с тобой вот как договоримся. Пока ты иди, подлечи ногу, заканчивай четвертый класс, чтобы была у тебя хотя бы первая ступень. А как понадобишься, мы тебя вызовем.
— Обманываете ведь?
— Когда, скажи, я тебя обманул? Понадобишься — вызову, это я тебе честное слово большевика даю.
— Заявление вам подать? — Я понимал, что, несмотря на такую большую клятву, он все-таки в чем-то меня водит за нос.
— У тебя и заявление, оказывается, есть? — изумился дядя Ваня.
— Нет. Я напишу!
— Ну, что же, пиши. Садись вот тут и пиши. Как писать заявления-то, знаешь?
— Знаю. — Я боялся, что он опять придерется: вот, мол, не умеешь...
— Давай, чтобы все было как положено, по форме. Кому, от кого: имя, фамилия. Отчество. Адрес, место работы или там учебы. О чем заявление. Дата, подпись. Понял?
— Понял.
Я сел писать, стараясь, чтобы не было ни одной ошибки и вообще все сделалось чин по чину и чин по комедии, и дяде Ване, в случае чего, не к чему было прицепиться.
У меня получилось:
Товарищу майору Военкому товарищу Морозову Ивану Фокичу.
От Кузнецова Виктора Георгиевича.
Прошу отправить меня на фронт в ночные разведчики, потому что я хочу воевать с фашистами и защищать Советский Союз а ночью меня меньше всех будет видно хотя я еще и не Военнослужащий.
В просьбе моей прошу не отказать!
Я перечитал, подумал и приписал, зная, что без этого тоже не пойдет. Да и по совести:
Обещаю учиться только на Хорошо и Отлично во всех четвертях и за год.
Класс и год рождения я тогда не проставил нарочно, чтобы не мозолили глаза. Потом-то и самому про все вспоминать была смехотура, конечно! Да я и не вспоминал и не рассказывал никому — засмеют...
Дядя Ваня прочитал, поулыбался и сказал:
— Ну-ну, Виктор Георгиевич Кузнецов, ночной разведчик, на хорошо и отлично... Имей только в виду на будущее, что «к сему» пишется раздельно. Да и вообще не пишется: это уж ты, видать, у какого-нибудь Акакия Акакиевича или у самого Ваньки Жукова, тезки моего, научился... Ладно, оставь. Папке будете писать — большущий привет ему передавай. Напиши, что дядя Ваня, мол, велел сообщить, чтобы был спокоен — идет пополнение! Мамке тоже поклон, пусть не волнуется. Что бойцом хочешь стать — молодец. Остальное — как мы с тобой договорились. Все, иди. Мне работать да работать.
Я посмотрел на него, дожидаясь, чтобы он еще как-нибудь подтвердил, что он серьезно говорит, а не играет со мной в кошки-мышки, в бирюльки, тряпки-клетки-чечки там всякие, но он отрезал:
— Я тебе сказал? Как договорились. Налево кругом! Но увидав, как я запынькался, боясь крутнуться на левой своей хромопятой ноге, скомандовал:
— Отставить! Вот видишь, какой ты покуда есть красный боец? Маломальскую команду выполнить не в состоянии... Следуйте для дальнейшего прохождения лечения, товарищ ранбольной! Скорейшего выздоровления.
Я постарался как можно ровнее прочапать к двери и дальше по коридору. В дверях старшина взял опять под козырек и сказал, развернувшись к очереди:
— Пропустите ранбольного добровольца отбыть к назначенному месту лечения!
В очереди, конечно, пока я шкандыбал-чапал-шествовал — едрена вошь, куда ползешь? едрена мышь, куда спешишь? (ох же, погубит меня когда-нибудь любовь к эдаким поносным залпам! — раз ведь почти что совсем погубила, в тот вечер-то, у Оксаны?), короче сказать, проходил таким самым макаром мимо, большинство тихо лыбилось. Тот только молодой мужик, который соображал, то ли ему в кусты, то ли ему кресты, высказался все-таки:
— Подь ты к лешему — орел! Мальбрук в поход собрался, наелся кислых щей!
Но второй, пожилой, осадил его:
— Попридержи-ка фонтан. Чего ты, как ботало коровье? Сам военком...
— Ну, конечно, раз он ему дядя Ваня...
Как я вышел на улицу, из-за угла дернула единственная, поди, за весь тот день гармонь. Мужик какой-то, слегка выпивший, и вправду похожий на Ваню Курского, ну, артиста Алейникова из кинухи «Большая жизнь», правда, пожалуй, куда того поздоровше, пел, шагая в окружении пацанов и баб: