Я буду любить тебя вечно
Шрифт:
– Козел не ты, - не без ехидства заметил дед, ни капельки не смущаясь, - а вот он, точнее, не козел, а цап Люцифер, - и дед показал на черно-смоляного, с густой жесткой шерстью, длинными рогами и злыми глазами козла.
– А вот эта козочка Чернушка, молоко фабрика, - ласково заметил он.
– Домой приду - подою, но ее молока не советовал бы вам пить. Это будет молоко с Лысой горы.
Колдовское это место, нехорошее, разные травы здесь растут, кабы чего с вами не вышло.
Дед говорил вроде доброжелательно, но змеилась у него на губах ехидная улыбка, да и черные глаза смотрели пусто, без выражения. Да и не дед он был, быть может, а просто опустившийся мужчина среднего возраста с густой проседью в бороде. Засаленный пиджак неопределенного цвета, такие же, пузырящиеся на коленях штаны, несвежая косоворотка когда-то белого цвета, потертые китайские кеды с веревочками вместо шнурков, сам небольшого роста, щупловатый, а говорит с издевкой, важно, протяжно, как человек, знающий себе цену.
Веселья у Романа поубавилось, неприятно стало, но он продолжал держать марку перед Маринкой, которая судорожно вцепилась в его руку.
– Наверное, вы этим молоком цветы поливаете, раз его пить нельзя. Хорошо растут цветы-то?
– продемонстрировал Роман уровень знаний историка по технологии выращивания цветов.
– Не-а! Не поливаю молоком цветы. Мочой поливаю, а молоко я пью, но мне можно, - дед ответил невозмутимо, но с прежней ехидной улыбочкой.
– Мне пить его можно, даже полезно. Меченный я, и здесь всю жизнь прожил, - и он показал кисть левой руки, на которой не хватало двух пальцев.
Молодой парочке, конечно, в с е сразу стало ясно и понятно: почему, если не хватает пальцев, можно пить молоко с Лысухи, а если все на месте, то нельзя.
– Дед, а почему эту гору Лысой называют? Ведь здесь деревьев целый лес?
– полюбопытствовал Роман.
– Было время, и не было столько деревьев, меньше было. Шабаши ведьмы здесь справляли в первую ночь мая, на Иванка Купалу, на Коляду. Опасно в такое время здесь было появляться, особенно если сердце раненное, можно без него остаться, а то и совсем сгинуть. Да мало ли чудес и таинств происходило в те времена! Казнили здесь раньше. По разному казнили в древние времена: князя здесь между двух берез напряженных привязали и отпустили. Из двух половинок тела душа вылетела и до сих пор мается, горемычная, к какой половинке пристать, а в полнолуние человеческий облик приобретает, - зло творит. Здесь и повешением казнили в царские времена, поэтому корень мандрагоры цветет, попадается и плакун-трава - царь всем травам.
Более ста лет тому назад, уж точно и не припомню когда, крепость здесь построили: мощную, с земляными валами, пушками. Потом из крепости этой тюрьму сделали, казни разные совершали. Когда царского министра в Киеве порешили*, то тут того студентика, который смертоубийство совершил, и повесили. Хотя вешали и до него, и после него здесь немало. А деревья здесь посадили военные, уж не припомню, то ли после гражданской, то ли после отечественной, с германцем. Маскировались, значит. Склады здесь были знатные, колючая проволока, военная тайна. Сейчас по-другому, кругом - друзья. Военных убрали, проволоку убрали, склады опустошили, а целый город под землей оставили. Ну, и правильно сделали. Плохо здесь было военным, солдаты, бывало, пропадали, да и офицеры тоже, но реже. Плохое здесь место, ведьманское.
_________________________
*Убийца премьер-министра Ф.А. Столыпина студент Д.Богров был повешен в Лысогорском форте в 1911 г.
– А что это за корень мандрагоры? Не слышали раньше.
– Мандрагора, по нашему - «переступень», корешок такой, вырастает из семени висельника, стало быть, на том месте, где его повесили или захоронили. Но не всегда и не скоро - порядка девяносто годков должно пройти. Корешок такой, весь спутанный, человечка напоминает, особенно его нижнюю часть, светится ночью. Только в одну ночь и светится, аккурат в первую ночь мая. В плохих руках зло творит, в хороших - добро делает, помогает и сердцу успокоится, и в разных делах помогает, - продолжал разглагольствовать дед.
– А упустишь его, - может сам в человечка превратиться, своей жизнью зажить, только потом исчезнет неожиданно. Как поведет себя - один черт и знает. Корешок этот не просто выкопать, - без собаки не обойтись.
– Зачем нужна собака? Вместо лопаты, что ли?
– вел Роман допрос.
– Пошуткуй, хлопец, пошуткуй. Только, когда этот корень выкапывают, он звуки производит, страшные звуки, стоны, не очень слышные, - глаза его злобно сверкнули, и рот растянулся в зловещей улыбочке.
– Этими звуками он душу живую в себя забирает, кровь забирает, вот для этого собака и нужна. Душу, кровь забрал корень - собака сдохла. Нет собаки - твоя душа, кровь в расход пойдут, сам издохнешь, - со злорадством добавил он.
Был особый дар у этого старичка - он рассказывал так, что кровь в жилах стыла. Маринка давно затихла и так в руку Романа вцепилась, что он подумал: «Синяков не миновать!»
Начинало сереть перед сумерками, и местность стала приобретать довольно зловещий вид. Но все равно ему было интересно слушать старичка.
– Слышь дед, а что такое раненое сердце?
– допекал он своими вопросами деда.
Дед пристально посмотрел на Романа, потом перевел взгляд на Маринку, потом снова на парня.
– А это, милок мой, тебе и предстоит узнать, - зловеще-сладким голосом проговорил он.
– А когда узнаешь, то приходи в полнолуние, а лучше в первую ночь мая или на Иванка Купала. Пройдись через дыру в этом земляном валу. Дыр много, но только одна из них в ту ночь будет правильная. Не волнуйся, найдешь, - сердце приведет! А сейчас вы исследуете - вот дыры и поисследуйте! Недалече вам осталось пройти. Может, чего и найдете, - безнадежным тоном проговорил он.
– Только исследовать сейчас - пустое времяпрепровождение, в полнолуние надо… А мы пойдем доиться, молочко пить, ящик смотреть.
Дед развернулся и, не прощаясь, пошел с черным цапом Люцифером и белой козочкой Чернушкой по дороге, по которой они пришли.
Особого желания идти дальше после балачок деда не было. Однако чтобы не упасть в глазах Маринки, Роман настоял на продолжении похода. Вскоре дорога резко свернула влево, и они углубились в настоящий лес. Слева виднелся холм, безгранично длинный, метров тридцать по высоте, уж очень правильной формы, явно искусственного происхождения. Наверное, это и был земляной вал, о котором говорил дед. Шли уже минут пятнадцать, но не видно было ничего и никого.
Вал казался бесконечным. Дыру, а точнее туннель, они увидели метров через триста.
Этот туннель представлял собой прямоугольное отверстие в холме, высотой метра три и шириной метра три с половиной, облицованный обожженным кирпичом, - явное наследие военных. Они сошли с дороги и подошли к нему. Для этого пришлось пройти метров тридцать.
Почва мягко пружинила и поддавалась под их весом. Было неприятное ощущение, что идешь по чему-то живому и мягкому.
Темнело довольно быстро, особенно здесь, под кронами деревьев, еще не обретших лиственный наряд. Над туннелем была выложена кирпичом большая цифра «2». Проход был сквозной и тянулся, на первый взгляд, метров на семьдесят. Маринка испугалась и не захотела заходить вовнутрь, испуганно вцепившись в рукав его куртки. А Роман заупрямился и решил все же пойти один. Сделал несколько шагов внутрь, и темнота охватила его. Он не видел, что его окружает справа, слева, под ногами. Видел только тусклое отверстие далеко впереди и внизу, с картинкой, напоминающей заставки к фильмам ужасов. Там виднелся мрачный, таинственный, безлиственный лес с черными голыми сучками-ветвями, мало похожий на лес с этой стороны. Ему стало жутко, и он вернулся.