Я числюсь по России. Анекдоты об А. С. Пушкине

Автор неизвестен

брату моему, когда мы были детьми. Го­

ворила об Александре Сергеевиче"Пушки­

не, что это был самый умный человек

России... И мне представлялся он краси­

вым, на белом ' коне, как наша лошадь

Сметанка, и в каске с перьями. А бабуш­

ка сказала мне, что нет, он был малень­

кого роста, сгорбленный, курчавый блон­

дин, с голубыми^болыпими глазами, бле­

стящими, как-будто на них (были слезы.

Серьезный, никогда не смеялся. Одет был

франтом, носил

большое кольцо на пальце

и смотрел в золотой лорнет. Зачем это,—

подумал я,—маленького роста? Неправда,

что бы мнеЦни говорили. Мой дед, Михаил

Емельянович, был огромного роста, и мне

хотелось-бы, чтоб и Пушкин был такой.-

32

же, и приносил бы мне игрушки. Но мне

всегда нравилось, когда бабушка читала

мне Пушкина. И я, слушая, сидя на ле­

жанке, думал: а ведь его убили. Как это

гадко!Несказанно я любил слушать бабуш­

ку, когда она читала Пушкина. И все как-

то было полно им: и вечер, и зимняя до­

рога, тройка, когда меня взял с собой мой

дед в Ярославль, остановки на постоялом

дворе, калачи, поросенок, икра, и месяц,

и страшный лес да дороге. Как верно и

хорошо он написал про все это, все самое

мое любимое!

И я знал уже много стихов Пушкина

наизусть. Из дому деда, на Рагожской

улице, уходил на соседний большой двор,

к ямщикам, в ямскую избу, где было теп­

ло, пахло щами. Такие хорошие ямщики,

отдыхали, сидели, пили чай. Ели баранки,

ситный, и любили меня, хозяйского внука.

Я всей душой любил ямщиков. Я им гово­

рил наизусть:

По дороге зимней, скучной

Тройка борзая бежит...

и видел,—нравилось ямщикам.

— Ну-ка,—говорили они мне,—скажи,

Костя, вот ему... про разгулье удалое аль

сердешную тоску... Как это, скажи-ка...

Ямщики слушали.

зз

Один из них, Игнат, с черной бородой,

часто просил меня:

— Скажи, да скажи... про старушку

родную...

Тогда я ему говорил стихи:

Буря мглою небо кроет...

Игнат плакал. Всегда плакал-.

'

Поразило меня однажды, что приятель

отца моего, судебный следователь Поля­

ков, сказал про Пушкина: барин, камер-

юнкер. И что-то нехорошо говорил.

Я сказал бабушке, Екатерине Ива­

новне:

— Поляков не любит Пушкина.

— Да,—ответила она,—не слушай его.

Он нигилист.

Я не понял, но подумал:

нигилист—

это должно-быть вроде дурака.

Странно, что Ларион Михайлович

Пряничников, впоследствии художник, род­

ственник наш, часто бывая в доме у нас,

тоже не любил Пушкина, тоже сказал:

камер-юнкер!

Мой дед был именинник. Лежал в по:

стели, прихварывал. Утром я пришел к не­

му и сказал стихи:

Птичка Божия не знает...

Он меня погладил по голове и, смот­

ря добрыми глазами, сказал мне:

— Это, Костя, хороший барин сочинил.

34

Потом, вздохнув, сказал:

— Эх, грехи, грехи. Ты, Костя, когда

молишься на ночь—то поминай его. Он, ведь,

был добрый, как Божий серафим. Мученик

—ведь его убили.

Вот,—думал я,—что такое.

— Дедушка,—говорю я,—а Игнат...я

ему сказал стихи, а он заплакал.

— Ишь-ты,—удивился дед.—Он, Иг­

нат, хороший мужик. Бедный, бездомный.

Пьет только частенько...

Почему-то дед запретил мне ходить

в ямщицкую, к ямщикам.

— Есть,—говорит,—запойные... Всяко­

го наслушаешься. Не надо,—говорит,—хо­

дить тебе туда.

Когда дед умер, то после я спраши­

ваю няню Таню:

— Вот, дед мне велел молиться о

Пушкине.

— А кто он тебе доводится?—спро­

сила няня Таня.

— Он серафим от Бога был, камер-

юнкер; убитый...

— Ишь-ты!—вздохнула няня.—Ну, мо­

лись так: Помяни, Господи, во царствии Тво­

ем раба Твоего камер-юнкера Серафима.

Я на ночь, стоя на коленях в посте­

ли, поминал деда, покойную сестру и доб­

рого, убиенного «Камер-юнкера Серафима“.

35

Находятся в печати и выйдут

в ближайшее время:

Цена

А. С. ПУШКИН. «Капитанская дочка»

8 м

ПРОРОЧЕСКАЯ БЫЛИНА. (Как Святые Горы

выпустили из каменных пещер сйоих

русскиих могучиих богатырей).

7 м.

ДЕТСКАЯ АЗБУКА. Иллюстрир. издание в 4-х.

красках (огранич. тираж на лучшей ме­

ловой бумаге)

15 м.

А. И. ГРЕБЕНЩ ИКОВ. «Необходимые сведе­