Я догоню вас на небесах
Шрифт:
Подходит капитан к нам и говорит тихо:
– Разведчики, ну вы же парни широкие - душа нараспашку. Сделайте подарок генералу-стажеру.
– Интересное звание, - сказал Егор с большим удивлением.
– Разве такие бывают?
– Бывают, - ответил ему капитан.
– Вообще он генерал-лейтенант. Большой тыловой начальник. К вам приехал на стажировку.
– Какая же стажировка? Гитлер уже удрал на громадной подводной лодке черного цвета.
Капитан засмеялся, и был у него во рту зуб золотой.
–
– Конную статую кайзера с рейхстага, - сказал Егор.
– Очень приличная статуя.
Капитан улыбается, в глазах штиль. Достает из планшета бумажку и подает мне, причем из пальцев не выпускает. На бумажке написано, что отделение разведчиков преподносит уважаемому генералу такому-то аккордеон "Хонер", и подпись: "Сержант А. Сивашкин".
Угадав, что текст я уже прочитал, капитан выдернул бумажку из моих рук, в кулак зажать я ее не успел.
– Хорошо бы расписаться всем. Красиво было бы, - сказал он.
– Генерал вашу простую, от души, записку в рамочку и на стену. Он такой. Его маршалы посещают.
– Парни, - сказал я, - сволочь Сивашкин подарил от нас, от всех, гармонь товарищу генералу-стажеру. А вот товарищ капитан-стажер хочет наши подписи.
– Мы его убьем!
– крикнул Писатель Пе.
– Но, но...
– капитан побледнел слегка.
– Они не вас убьют - идиота Сивашкина, - объяснил я.
– Кстати, где идиот Сивашкин?
– Его в штаб вызвали с аккордеоном, - сказал Егор.
Капитан построил скучное лицо.
– Значит, как я понял, подписей под дарственной не будет. Но это же не серьезно. Какие-нибудь другие воины подпишут.
– Он улыбнулся ослепительно. Лицо его было как заголенный зад - такая насмешка над нами. Подчеркивал эту насмешку зуб золотой. А в светло-серых глазах ни единой тучки - прозрачный на всю глубину кристалл без зрачка. Мне почему-то показалось, что в мирной жизни капитан работал в цирке со львами - у львов вырваны когти, подпилены зубы до обнаженного нерва, львы едят только фарш и омлет.
Минут через пятнадцать мы втроем пришли в штаб: я, Егор и Писатель Пе. Взвод управления знал нас всех как облупленных. Мы объяснили, что нам к генералу, - он вызывал.
– Генерал угрюм. Ваш Сивашкин на него тоску нагнал классикой. Вы так втроем и пойдете?
– Как вызывал, так и пойдем.
Штаб бригады помещался в подвале, сухом и чистом, хорошо освещенном, оборудованном под бомбоубежище.
У задней стены на скамье сидел наш Анатолий Сивашкин с аккордеоном, играл "Полонез" Огинского. Очень виртуозно. И очень грустно - до слез. Он всегда утверждал, что "Полонезом" Огинского можно даже из кирпича слезу выжать.
За столом сидели два генерала. Один наш - генерал-майор, другой чужой генерал-лейтенант. С ними начальник
Я подошел к Анатолию, а он, почувствовав, за чем я иду, сбросил ремень с плеча, привстал и протянул мне аккордеон, причем глаза его готовы были пролиться мне в ладони. Я передал аккордеон Егору. Тот пошел к выходу, но там дорогу ему заслонил капитан-стажер. Егор оттолкнул капитана плечом вежливо и передал аккордеон Писателю Пе. Писатель Пе заскакал вверх по лестнице через две ступеньки. Автоматчики сгрудились на лестнице, загородив дорогу капитану-стажеру. К тому же Егор удержал его за руку со словами:
– Товарищ капитан, я хочу извиниться - я вас нечаянно плечом толкнул. Прошу простить. Давайте я вас почищу. Слегка испачкал... Я быстро...
Все это происходило от меня сбоку. Я видел боковым зрением. А прямо передо мной медленно вставал из-за стола генерал-лейтенант. Лицо у него было властное, победное, под маршала Жукова.
Я не дал ему и рта открыть, прокричал, вытянувшись в струну, по-уставному:
– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу генерал-майору!
Генерал-лейтенант то ли взял себя в руки, то ли вспомнил, что он тут стажер.
– Разрешаю, - сказал неласково.
– Товарищ генерал-майор, - проорал я, - разрешите забрать сержанта Сивашкина на задание по разведке минирования мостов в районе Шпандау!
– Разрешаю, - сказал наш генерал.
– Что это ты тут устроил с аккордеоном?
И я уже тихим голосом, словно делюсь тайной, сказал:
– Извините - секрет. В роте разучивают музыкальный триумф к нашему святому Дню Победы. Торопятся. Говорят, Гитлер на подводной лодке в Аргентину удрал. Опустело логово.
– Забирай своего меланхолика - и марш!
– скомандовал наш генерал и отвернулся в сторону, чтобы гость не прочел чего-то в его глазах. А начальник штаба, тот в пол смотрел.
Я отдал честь и, грохоча подошвами, пошел из подвала.
На рожах автоматчиков, радистов и телефонистов, даже на лицах их командиров я различил смущение, происходящее от удовольствия, только Сивашкин был красен, или ал, как мак.
На лестнице капитан-стажер сказал мне:
– Хам! Клоун! Колун!
Я откозырял ему.
– Разрешите с вами попрощаться, товарищ капитан-стажер.
Младший сержант Анатолий Сивашкин лопотал мне "спасибо". В машине он полез за аккордеоном, чтобы обтереть его фланелью и укутать в байковое одеяло. Аккордеона не было.
– Отдайте гармонь, - сказал он.
– А нету, - ответили ему.
– Ты иди еще какую-нибудь дарственную подпиши.
– Подари стажеру мой парабеллум, - сказал Егор и вытащил из-за пазухи пистолет.
– Смотри, какой страшненький. "Товарищу генералу-стажеру на память от Толика. С приветом". И подпись.