Я, дракон (сборник)
Шрифт:
Сигара Миллера гаснет. В моем кабинете не курят, но в ящике стола я все равно держу пепельницу. Старинную, литую, вероятно, сохранившуюся еще с тех времен, когда в город первый раз пришел Ланцелот. Куплена в антикварном магазине, так что все может быть. Хотя антикварные лавки в нашем городе попадаются через дверь. Старина — наш экспортный товар.
Пепельница скользит по столу, как по льду, и попадает точно под удар сигары. Словно дракон ставит последнюю точку в договоре.
— Нам нужно выступить перед журналистами, Франц. Пресс-конференция — через
Миллер поднимается и идет к двери.
— Да, советник!..
Оборачивается.
— Надеюсь, вы поддержите мою кандидатуру на пост президента вольного города?
— Если борьба с коррупцией будет вторым пунктом вашей программы.
— А первым?
— Чтить память дракона, разумеется.
Дверь закрывается за Миллером.
Бью пальцами по столу. Всего на миг мне кажется, будто это органные клавиши. Но вместо органа оживает вся связь, какая есть в кабинете. Звонит старомодный телефон с диском. Играет гимн города — мобильный. Вся поверхность стола, превратившись в огромный дисплей, заполняется сообщениями.
Я медлю, прежде чем отозваться на любой из сигналов. Уже ненужный «люгер» перестает давить на позвоночник и отправляется в ящик стола, туда, где дожидалась своего часа пепельница.
Отсюда, с кресла, за окном видны только острые крыши и шпили башен. Теперь город уже похож не на хребет дракона, а на его широкую зубастую улыбку.
Шар на подставке еще качается. Он то над белым полем, то над черным.
Я не сказал Миллеру главного и уже не скажу. Пока шар колеблется, он принадлежит двум полям одновременно. Мое выступление никогда бы не имело успеха, будь Франц Миллер стопроцентным человеком. Что бы он там о себе ни думал, и кем бы себя ни считал.
Только люди могут так сомневаться. Но только звероящеры добровольно уходят со сцены. Политика, эволюция — какая, в сущности, разница?
На тыльной стороне ладони заметна чешуйка. Подцепляю ногтем, отстает легко. Просто прилипла.
Над площадью парит дирижабль.
Анна Агнич
Та самая женщина
Новосибирск
Человек циничный назвал бы Левушку ловеласом, или даже бабником, но это не так. Каждый раз он влюбляется на всю оставшуюся жизнь. Вот и с третьей женой не сложилось, хоть он и старался, боролся с собой. Чуть остыла первая влюбленность — и Левушку унесло прочь, к новому счастью, как щепку по течению реки.
Разошлись мирно, третья жена была опытным врачом и умной женщиной, сама поняла, что не туда угодила:
— Ты не лев, Левушка, ты другое животное. Львы — звери семейные, добропорядочные. Ты, пожалуй, дракон. Пожираешь наивных принцесс, каждый раз новых, — и оставляешь за собой выжженную местность.
Левушке за тридцать, у него спортивная фигура, подбородок с ложбинкой, ленивые движения и растерянный, неприкаянный взгляд. В женщинах он возбуждает двойное чувство: влечение и материнский инстинкт.
Дополнительный шарм придает ему рубец на щеке,
Иногда Левушка думает, что так легко принимает любовные неудачи потому, что занят самой интересной из наук — генетикой.
Детей от первых трех браков он посещает редко и чувствует себя при этом неловко. Что прошло, то прошло. Как говорят англичане, вода под мостом.
Она нашла его сама — ранней весной, в тот самый день, как тронулся лед на Оби. От третьей жены пришло электронное письмо: есть, мол, сетевая знакомая по имени Ида. О тебе — извини, так уж вышло — она знает в подробностях, вплоть до анализов, и хочет познакомиться. Правда, ставит условие: ты должен угадать ее фотографию среди сотни других. И еще условие — никаких обязательств. В любую минуту каждый может уйти без объяснения причин.
Второе условие насмешило Леву наивностью: в жизни ни о чем нельзя договариваться заранее, ни о праве уйти, ни о праве остаться. Все клятвы летят кувырком под напором чувств и обстоятельств. Впрочем, он был заинтригован и согласился поиграть в угадайку.
Фотографии оказались мастерскими, они передавали не только внешность, но и движение, и темперамент моделей. Нежные, холодные, пылкие, задумчивые, деспотичные, смешливые, — и все хороши собой. Он рассматривал их на экране одну за другой, не торопясь. Что-что, а в женщинах Левушка толк знал как ценитель и в некотором роде коллекционер.
Одна привлекла его больше других, хоть и не была самой красивой. Напоминала вторую жену, застенчивую девочку с глазами спаниеля. Она стояла у дерева, обняв ствол, смотрела исподлобья. Брови сведены, будто думала о грустном. Аккуратная фигурка, бледное лицо, крупноватый нос и тень улыбки — то ли вопросительной, то ли ироничной.
Лева вглядывался в фотографию и все яснее чувствовал: это она, Ида. Если угадал, значит, судьба, та самая женщина, одна на всю жизнь.
Горный Алтай
В мае Лев взял отпуск и отправился к Иде в горы. Сначала самолетом с пересадкой, сменив Як-40 на продуваемый ветром «кукурузник». Затем на маленький аэродром в заброшенном поселке за ним прилетел вертолет.
Узкая долина, луг и река, дорог нет, только звериные тропки. Ида рассказала, когда-то через перевал шла лошадиная тропа, но и та обвалилась, ухнула в пропасть, теперь сюда и отсюда только по воздуху.
В деревянном доме с верандой — ни обслуги, ни родственников, ни соседей. В столовой кто-то накрывает на стол, и исчезает, как в сказке.