Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Драбкин Артем Владимирович

Помню, я с замкомэска полетел однажды в сосед­ний БАО. Аэродром, куда мы полетели, был всего в по­лутора километрах от линии фронта. Поэтому надо бы­ло садиться с бреющего, чтобы не демаскировать его. Только сели, глядим — идет командир дивизии Гераси­мов. Ругается: «Додумались, прилететь в такую погоду! Останетесь здесь до утра. Сегодня годовщина форми­рования БАО. Ордена дают, концерт, ужин. А вот вам за работу». — Герасимов дает нам спиртик, нашли пиво. Куда его? Я говорю заму комэска: «Толь, давай гимна­стерки снимем, завернем и за бронеспинкой положим. Главное, в полете в бой не вступать». — «Давай». На следующий день ветерок поднялся. Пошли мы брею­щим. Глядим: немцы сверху, — мы прижались к земле, а тут стадо, я на хвосте привез чуть-чуть шерсти. При­землились опять в Жешове. Я сел, а Толя мне говорит: «Я не могу, у меня что-то щитки не работают». Пошел он на второй заход. Только тогда сел. Командир наш видит: «Приведите себя в порядок!» — злой такой. Мы тут же пуговички

застегнули. Он: «Почему вы вчера не прилетели?» — «Герасимов нас не пустил, такая пого­да». — «Хоть что-нибудь привезли?» — «Конечно». — «Идите, отдыхайте».

В январе 1945 года мы участвовали в прикрытии войск, ведших бои за Краков. 20-го мы за день по 5—6 вылетов сделали, а под вечер прилетели на аэродром Кракова. Аэродром был заминирован, и нам пришлось садиться правей полосы. «Лавочкины» садились на­встречу. Кто как садился, лишь бы только сесть. Город горел. Поселились в пятиэтажном доме, а часов в 10— 11 пришли на аэродром на ужин. Командира полка не было, он на прежней точке остался. Заместитель ко­мандира полка посадил нас за П-образный стол, мы подвели итоги. Выпили. Смотрим, что-то нам дали не то. Начпрод говорит: «Товарищи летчики, не беспокой­тесь, это спецпаек, все проверено, спасибо вам за ра­боту». Утром встаю, чувствую себя плохо, а три чело­века лежат, не могут встать. Жрать хочется, а по­ешь — и тебя выворачивает. Не поймем, что случилось. На обед мы не пошли. Вдруг вечером де­вушка прибегает: «Товарищи летчики, кто отравлен, срочно в медсанчасть». Бежим туда. Нас проверяют. Глядим, один наш упал, девушка потеряла зрение. 26 летчиков — весь полк отравился! Потом как нас везли, куда везли, понятия не имею. Положили по двое на койках. Монашенки нас обслуживают. Штурман и еще два летчика умерли, несколько человек потеряли зре­ние. Правда, умер и начпрод. Вот сволочь, напоил нас метиловым спиртом. Я пролежал дней десять, а 2 фев­раля уже полетел на задание со своим ведомым Васей Куденчуком [Куденчук Василий Назарович, лейтенант. Воевал в составе 91-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 4 самолета противника].

Погода была весенняя, тепло уже было, все таяло. Мы взяли курс в заданный район — на юго-восток, в местечко Герлец. Задание было прикрывать наши тан­ки. В районе патрулирования было пасмурно, облач­ность рыхлая, и чувствовалось, что не совсем плотная и нетолстая. Имелись в ней небольшие разрывы, высота ее была примерно 1200—1300 м. Около 35—40 минут мы барражировали в заданном районе. Когда истекло время, развернулись и пошли в сторону своего аэро­дрома, надеясь по пути отыскать какую-нибудь назем­ную цель противника и штурмануть ее. Идем, скорость приличная, 500—550 километров в час. Обстановка вроде спокойная. Я говорю ведомому: «Вася, давай что-нибудь найдем, а то неудобно с полным боеком­плектом возвращаться». В этот момент я случайно по­вернул голову влево и вижу, как нам в хвост, выйдя из облачности, на скорости заходит восьмерка Ме-109. Я тут же своему ведомому кричу: «Васька, сзади нас ата­куют. Идет восьмерка». В голове мелькнуло — горючего мало; видимо, подкараулили нас немцы.

Чтобы выйти из-под удара, пришлось резко развер­нуться влево, войти в облачность, чтобы занять более выгодное положение. Хорошо, что скорость была. Я на высоту не пошел, а Вася, оказавшись на внешней сто­роне разворота, чуть разогнался, идя за мной, и про­скочил за облачность. Оттуда он крикнул, что за облач­ностью восьмерка ФВ-190. Замысел ясен. На пределе горючего загнать нас по «вертикали», а затем сбить или. по крайней мере, добиться, чтобы сами без горю­чего упали.

Развернулся в облаках, затем, пройдя немного, нырнул под облачность. Вижу, впереди, вытянувшись друг за другом, идут две пары Ме-109. Ведущий одной из пар меня заметил, — в вираж и в облачность, а веду­щего второй пары я успел отсечь очередью от облаков, затем взял в прицел и дал по нему несколько очередей. Он свалился на крыло и пошел вниз. Сам же тут же нырнул в облачность — горючего было на пределе, больше я не мог вести бой. Сообщил наблюдателю.

С земли мне сказали: «Советских падений нет. Выпол­няйте 555 (идите домой)». Возможности искать ведо­мого уже не было. Минут через пять, выскочив из обла­ков, увидел в 250 метрах Ме-109, который шел парал­лельным курсом. Я опять заскочил в облачность, а когда еще через несколько минут выскочил, его уже не было.

Пришел я на аэродром. Перед самой землей винт встал. Так без мотора и сел. Як-3 — это ж такая маши­на, полтора часа летаешь нормально, а потом уже пора на посадку. Мы ведь все время ходили на газах. Вылез из самолета и хожу сам не свой. Ведомого-то нет. Но мне сказали, что наши не падали. Проходит часа два. Слышу звук самолета. О, это же 75-й, Куденчук! Только он сел, у него одна «нога» сложилась. «Ладно, — ду­маю, — починим, все в порядке». Оказалось, он сел к Покрышкину, его заправили и не посмотрели, что у не­го есть пробоина. Но повезло нам в этой переделке, очень повезло.

31 марта 1945 года мы вылетели на штурмовку аэ­родрома города Ратибора. Группу вел командир полка Ковалев. Завязался воздушный

бой. В какой-то момент я вышел в хвост паре ФВ-190. Мой ведомый Гена Смирнов отбил атаку на меня другой пары и дал мне возможность атаковать ФВ-190. Одного я сбил, а когда потянулся за ведущим, меня стала отсекать немецкая зенитная артиллерия. Чувствую, попали — начало тря­сти самолет. Погода была облачная, стояла дымка. В такой обстановке группу искать было невозможно. Мы с Геной вышли из боя, довернули на курс «0» с рас­четом выйти на автостраду. Глядим, в дымке курсом на свой аэродром идет пара Ме-109. Догнать я их не мог, поскольку самолет трясло и набрать скорость я не мог. Сказал Гене: «Сумеешь — атакуй, я буду сзади». Нем­цы, похоже, нас не видели. Смирнов немного развер­нулся вправо и атаковал. Несколько отставая, я шел за ним сзади. Одного сбил, а второй «109-й», заметив ата­ку, быстро вошел в облака. А нам того и надо — пора домой. Облачность прижала нас до 200—400 метров. Я местность просто не узнаю, хотя до этого не один раз водил в этот район группы. По компасу держим курс «0», а фактически полет проходит под другим курсом. Горючее на исходе. Машину трясет — решил я выбрать площадку и садиться. Вроде кругом спокойно, под со­бой вижу подходящую площадку. Говорю Геннадию: «Прикрывай, сажусь». Сел, немного пробежав, колеса стали зарываться. Самолет поднял хвост и остановил­ся. Я выскочил из машины, вижу — человек на подводе едет. Я к нему, вытащил пистолет. А он, увидев меня, на ломаном русском языке говорит: «Я поляк». Спросил я его, чья территория, где есть аэродром. Он ответил, что территория польская, что русские здесь, а линия фронта где-то километрах в 10—15 (махнул рукой в сторону ее). Далее сказал, что аэродром у такого-то населенного пункта находится. Аэродром оказался действительно недалеко. Побежал я к самолету и по радио сказал Гене, куда лететь. Говорю ему: «Садись и приходи ко мне». Он улетел, однако через 7—10 минут вернулся, по радио мне объясняет: «Сесть не смог — аэродром раскис, много воды, опасно садиться». По моей подсказке он также на пределе горючего сел ря­дом.

Потом выяснилось, что в этом районе действует магнитная аномалия. Вот почему и курс по компасу был неправильный. Мы, сдав польским местным властям под охрану самолеты, взяли парашюты и с помощью поляков добрались до станции. Кстати, мы летали в комбинезонах, а иногда в спортивных костюмах. Так, чтобы не выглядеть офицерами. Поскольку говорили, что офицеров немцы избивали, если брали в плен.

От станции мы две остановки проехали, а затем на машинах автобатальона, который подбрасывал боепри­пасы и горючее нашим войскам, добрались поздно но­чью до аэродрома. Как выяснилось, с этого боевого вы­лета не вернулось шесть человек, в том числе и мы двое. Командир полка был рад нашему возвращению, тем более что еще самолеты целы. Группа техников вы­летела на место нашей вынужденной посадки, почини­ли они мой самолет, заправили и перегнали на аэро­дром..

8 апреля 1945 года наш полк стоял на аэродроме Гроткау. С утра была неплохая погода, высокая облач­ность, небольшая дымка. Мы вместе с другом Лешей Пятаком [Пятак Алексей Пантелеевич, лейтенант. Воевал в составе 91 -го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 7 самолетов противника. Победа над До-217 засчитана 9 февраля 1945 г. в р-не г. Кант] получили приказ вылететь на разведку желез­нодорожной станции города Зейцы и аэродрома, рас­положенного восточнее города.

Обойдя стороной аэродром и сам город, мы зашли с запада. На станции стояли три наливных состава, «го­ловой» к фронту. Чувствуется, что они только что при­были, однако с воздуха не было заметно, чтобы их раз­гружали. Мы доложили о результатах на землю. Нам тут же дали задание сделать два «холостых» захода, чтобы проверить, нет ли у немцев зенитной артиллерии. Мы выполнили, что было нам приказано, доложили, что по нам не стреляли. Как потом выяснилось, немцы, види­мо, решили не демаскировать себя. Мы обошли город, взяв курс на северо-восток, пошли на аэродром. Мы шли с прижимом «ножницами», набирая скорость, что­бы пройти пониже и избежать обстрела с земли. Прой­дя аэродром, заметили в воздухе только взлетевшую пару Ме-109. У нас было удобное положение для атаки, даже разворачиваться почти не надо. Мы с ходу атако­вали эту пару. Впереди шел Леша, но после первой очереди у него заело оружие. Он крикнул по радио: «Продолжай атаку!» Что я и сделал. Один упал. Мы про­скочили ведущего, довернули влево и на бреющем уш­ли на свой аэродром.

Доложили командиру, который решил отправить на штурмовку составов пару — Толю Малышева [Малышев Макар Иванович, лейтенант. Воевал в составе 91-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 6 самолетов противника] с Вить­кой Альфонским. Мы им все рассказали. Подходит Ма­лышев к своему самолету и как-то странно себя ведет. Я ему говорю: «Что ты, Толя?» — «Я что-то чувствую. Знаешь, вспомнилось, как горел на Курской дуге». Я ему говорю: «Толя, брось ты! Ни пуха тебе, ни пера!». Поле­тели они на своих Як-3. Час проходит. Погода становит­ся все хуже и хуже. Через некоторое время раздался гул мотора, и один «як» пошел на посадку. Вернулся Альфонский.