Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура
Шрифт:
Конечно, жаль было, что Берлин возьмут без нас. Но война на Западе заканчивалась — в этом уже никто не сомневался. Впереди другая война — против Японии (а для меня — уже третья: мне ведь довелось еще и в Финской поучаствовать), и сразу по прибытии в Уссурийск мы приступили — в режиме строжайшей секретности — к разработке Маньчжурской наступательной операции.
Работали мы и 24 июня, когда в Москве состоялся Парад Победы, — передачу об этом слушали по радио, не выходя из штаба. Помню, я еще подумал: там празднуют Победу, а тут новая война не за горами. Только как ни крути, а самураев бить было надо. Они ведь вспомнили о своем «нейтралитете» лишь под конец Великой Отечественной, когда поняли, что Германия обречена. А до того не только постоянно угрожали нашим рубежам, вынуждая держать на Востоке 40 дивизий, не только более 1200 раз нарушали наши сухопутную и воздушную границы, но и, по существу, вели против
Будучи начальником отдела разведки штаба инженерных войск 1-го Дальневосточного фронта, я отвечал за подготовку специальных штурмовых и воздушно-десантных отрядов, предназначенных для захвата железнодорожных туннелей в районе Гродеково — Пограничная и высадки в глубоком тылу противника. Еще весной маршал Мерецков поставил задачу «действиями отрядов минеов-штурмовиков захватить тоннели КВЖД, основные мосты через водные преграды и узлы дорог на Мудандзянском направлении». С конца мая специально отобранные группы опытных саперов проходили особую ночную и дневную подготовку в горной и резко пересеченной местности, схожей с районом предстоящих боевых действий. В июле они прошли еще и парашютную подготовку — в Варфоломеевке, на базе авиатранпортного полка, — а также специальный курс по захвату гидростанций, мостов, аэродромов и т. п. спецобъектов. Готовились отряды на базе 20-й штурмовой инженерной бригады РГК, в которую входили три саперных батальона и рота специального минирования.
К 5 августа все части заняли исходные позиции. В ночь на 9-е, когда пришел приказ о наступлении, над границей бушевала сильнейшая гроза с проливным дождем, что облегчило действия наших разведгрупп, получивших задание уничтожить проводную связь и разрушить железнодорожное полотно в тылу Хутоузского укрепрайона.
В то же время следовало помешать японцам взорвать ж.д. туннели в районе Гродеково, что могло серьезно замедлить наступление наших войск — им пришлось бы двигаться в обход, через труднопроходимые сопки, потеряв время, темп и эффект внезапности, и перевозить все грузы автотранспортом на расстояние до 200 км по бездорожью в горных условиях.
Так что захват этих трех туннелей — протяженностью 253,108 и 87 метров — был главной нашей задачей, и мы с ней справились. Не зря же столько времени планировали и готовили эту операцию — детально изучали аэрофотосхемы, просчитывали варианты, десятки раз проигрывали все свои шаги на макетах, а затем и на местности — у нас в тылу был похожий туннель, на котором мы отрабатывали схемы захвата, разминирования и удержания объектов.
Операция была проведена силами двух инженерносаперных батальонов, при поддержке роты ранцевых огнеметов, автоматчиков, артгруппы и бронепоезда. Проводниками были пограничники, хорошо знающие местность. Но еще до подхода саперов, наши разведгруппы бесшумно сняли японских часовых около туннелей и казарм, а также, выйдя в тыл туннеля № 3, заминировали железнодорожное полотно, чтобы помешать подходу японских подкреплений и бронепоездов. Потом, по общему сигналу, батальоны атаковали все объекты и захватили их в коротком ожесточенном бою. Особенно упорно сопротивлялись японские огневые точки, расположенные на высотах, прикрывавших туннели, — входы в них были защищены железобетонными укреплениями, а местность вокруг заминирована. Но, преодолев минное поле, мои саперы обошли эти укрепления с тыла и взорвали 5 самых мощных ДОТов. Кроме того, на высоте 524.4 была окружена и почти полностью уничтожена пограничная застава Цинхутай. К счастью, сами туннели оказались не заминированы, хотя к этому все уже было готово — и колодцы, и взрывчатые вещества, — но мы успели опередить самураев, захватив их врасплох.
После чего наши штурмовые группы двинулись дальше, расчищая батальонам пути продвижения к Пограничненскому укрепрайону, который был взят нашими войсками 10 августа. Помню, в тот день мне встретились двуколки, на которых вывозили в тыл раненых. Один был совсем тяжелый — ранен в левую лопатку, скорее всего не жилец. А ему всего-то лет восемнадцать. Я спрашиваю: «Больно?» А он в ответ: «Больно, командир, но я еще повоюю!» Его голос, его глаза я помню и сегодня, 60 лет спустя…
Так что не была та война легкой, как думают некоторые. Даже после того, как мы прорвали оборону самураев и быстро двинулись в глубь Маньчжурии, они не раз пытались контратаковать и еще долго сопротивлялись в своих укрепрайонах, оставшихся у нас в тылу. Для ликвидации этих опорных пунктов приходилось привлекать войска из вторых и даже из первых эшелонов армии. Бои здесь носили исключительно ожесточенный характер и сопровождались большими потерями, особенно
Следует упомянуть еще вот о чем. Поздно вечером 7 августа начальник разведки фронта генерал-майор Ищенко вызвал начальников разведки инженерных войск, авиации, артиллерии, бронетанковых войск, а также начальников тыла и медицинской службы и сообщил, что американцы сбросили на Японию какую-то совершенно секретную бомбу, полностью уничтожившую город Хиросима. Нам было приказано собирать любую информацию об этом новом оружии и докладывать в разведотдел фронта, но больше ни с кем никаких разговоров о нем не вести. 9 августа пришло известие о повторной атомной бомбардировке и гибели Нагасаки. Но, признаться, поначалу мы не придали этой информации особого значения — накануне и в первые дни наступления было просто не до того, да и масштабов разрушений еще никто себе не представлял. В общем, никакого влияния на ход войны эти взрывы не оказали — потребовался еще не один год, чтобы до конца осознать происшедшее и все его последствия. Даже в 1946–49 гг., когда я учился в Военной Академии имени Фрунзе, мы атомное оружие не изучали и никто нас о нем не информировал. А всерьез готовить войска к ведению боевых действий в условиях атомной войны начали лишь в середине 50-х…
Так что в августе 1945 года Японию заставило капитулировать не ядерное оружие, о котором японское командование тогда знало не намного больше нашего, а стремительное продвижение советских войск в глубь Маньчжурии. Уже к 15 августа, после разгрома приграничной группировки, главные силы Квантунской армии оказались под угрозой полного окружения. Но даже приняв решение о капитуляции, правительство Японии не отдало своим войскам никаких приказаний на этот счет, и они продолжали воевать, причем бои носили весьма напряженный характер. Когда 17 августа командующий Квантунской армией генерал Ямада наконец обратился к советскому командованию с просьбой о прекращении боевых действий, в этом обращении вновь не было ни слова о том, что японцы складывают оружие. Самураи явно затягивали время, пытаясь отвести войска в глубь Маньчжурии. Чтобы ускорить капитуляцию и предотвратить бессмысленное кровопролитие, разрушение фабрик и заводов, вывоз и уничтожение неприятелем материальных ценностей, было решено высадить в наиболее крупные города и ключевые пункты расположения противника воздушные десанты.
Конечно, предприятие было дерзким и рискованным. Сравнительно небольшие отряды должны были высаживаться в глубоком вражеском тылу, перед лицом превосходящих сил противника. Хотя японская армия была уже сломлена, отдельные части не соглашались сдаваться и продолжали оказывать сопротивление. Не было никаких гарантий, что против нас не применят оружия фанатики, одержимые самурайским духом.
В моем случае так и вышло.
Я командовал воздушным десантом на Гирин. Первоначальным планом предусматривалось провести выброс первой волны ночью, сразу в пяти точках к северу и к югу от города, чтобы захватить мосты, гидростанцию и перерезать железнодорожные магистрали; второй эшелон должен был десантироваться на следующий день. Однако когда 16 августа мы доложили о готовности маршалу Мерецкову, тот ночную высадку отменил. Решено было действовать днем, посадочным способом. Десант назначили на 18 августа. К тому времени уже была достигнута предварительная договоренность с японцами о капитуляции.
Утром на аэродром Хороль, где мой отряд уже третий день ожидал приказа на вылет, прибыл генерал Хренов и вручил мне план города Гирин с объектами, которые десант должен захватить — штабы японской бригады, войск Маньчжоу-Го и белогвардейцев из армии атамана Семенова, железнодорожную станцию, радио- и гидростанции, мосты через реку Сунгари, госпиталь, банки, склады, государственные учреждения, тюрьмы, полицейские участки и т. п. Кроме того, генерал сообщил, что придется сократить численность первого эшелона, так как командование смогло выделить мне лишь семь самолетов Ли-2, и объявил, что представителем фронта к нам назначен замначальника оперотдела полковник Лебедев, который прибудет на аэродром к отлету.
Вместе с командиром 281-го авиатранспортного полка майором Четвериковым, который должен был лично вести головной самолет, мы рассчитали нагрузку и численность десанта — получилось, что в первый рейс можно взять лишь 30 человек управления и специалистов и 145 десантников, в том числе 88 человек из отдельной роты ранцевых огнеметов, взвод разведки (26 человек), два взвода саперов (32 человека), 5 офицеров штаба, 6 радистов с 3 станциями от РО штаба фронта, 5 специалистов саперов-электриков, они же все шоферы, 2 минометчиков, 5 артиллеристов, 2 переводчиков с японского и китайского языков. Вторым рейсом должны были прибыть, кроме десантников, артвооруженцы, шоферы, медики (хирурги, эпидемиологи), финансисты, специалисты гидростанций, речного судоходства и аэродромной службы.