«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая
Шрифт:
Так приятно текло для них время, пока не явился Харальд. И приход его был похож на ветер, что поднимает ниву, дремлющую в сладкой неге.
LIV
Харальд ярл, едва переоделся с дороги, велел известить дочь конунга о своем прибытии. Герута, говоря по правде, думала о нем гораздо реже, чем о брате, и даже подзабыла его облик. Тем более волнующе для нее было увидеть возмужавшего Харальда, раздавшегося в плечах, со свежими шрамами на загорелом лице и сильных руках. Он выглядел как герой из мира, полного подвигов и чудес, о котором люди говорят долгими зимними вечерами. И княжна приняла его приветливо и ласково. Она уже знала, что брат отомстил за отца и захватил новые земли, но не слышала этого от свидетелей. Герута просила рассказать ей подробно, как Харальд конунг совершил эти славные дела. Сын Хельги не утаил ничего, кроме перемен в ее брате. Когда же Харальд поведал княжне, как помог конунгу отомстить кровнику, Герута подалась к нему с просиявшим лицом и радостно воскликнула:
– Да будет счастье твоим рукам! 109
Тогда Харальд ярл порывисто обнял ее, глядя в глаза девушки. Дочь конунга попыталась было избавиться от нежданного плена. Однако в глазах Харальда она увидела не только прежний любовный восторг, но и дотоле незнакомое чувство его власти над ней. К тому же от него пахло солнцем, морем и ветром, а, еще как будто отчим домом, о котором она тосковала в чужой усадьбе. Мягко и нежно размыкая объятия Харальда, она словно в полузабытьи слушала другие новости ярла – о военной удаче конунга и безвестной судьбе ее служанки Тордис. Когда же сын Хельги передал ей волю брата повременить с отъездом в Хлейдр, Герута не смогла сдержать слез и уже сама, нуждаясь в опоре, припала к груди ярла.
109
Традиционная форма выражения глубокой благодарности.
Весь день Харальд ярл не отходил от дочери конунга. На пиру в ознаменование его возвращения они сидели на почетных местах. Когда взгляды их встречались, то не скрещивались и не отражались, а словно пытались проникнуть в глубину другого. Не сказав на людях ни слова, Харальд и Герута, казалось, вели безмолвный разговор, вызывавший на их лицах беспричинную улыбку – радостную у ярла, задумчивую у княжны. Люди, поднимавшие чаши и воздававшие славу молодому правителю и знатной гостье, не обращали на это внимания. Но два человека в палате следили за их тайной беседой: Фенге, теребивший свою холеную бородку, и Асгерд, беспокойно глядевшая на сыновей. Лишь проводив княжну в ее покои, ярл уединился с матерью и братом, дабы рассказать о важном деле.
Харальд известил их, что конунг даровал ему земли и усадьбу Хатера ярла. Говоря о новых владениях, он не забыл упомянуть Ирсу, дочь Хальвдана Черного, которой позволил остаться вместе с сыном в ее прежнем доме. Ярл хорошо отозвался о ней как хозяйке, но не рассказал обо всем, что было между ними. Асгерд внимала речам старшего сына, погруженная в свои думы, не проявив даже обычного женского любопытства. Но Фенге жадно ловил каждое слово брата, будто хотел узнать от него, где спрятан клад. Когда же Харальд закончил рассказ, он первым делом осведомился, позволит ли тот осмотреть свои новые владения.
Брат заявил, что не видит в том для себя никакого ущерба. И тут Фенге спросил, как он поступит, если вдова приглянется ему. Харальд ответил, что не позволит нанести ей бесчестье или держать женщину и ее сына в нужде. В остальном Фенге может делать, что угодно, хоть жениться на вдове. Тогда его брат сказал, что хотел бы отъехать на юг с рассветом, – так ему не терпится увидеть эту женщину и усадьбу. Харальд говорит, что тот волен ехать, куда пожелает.
Фенге, обрадованный его словами, наскоро простился с матерью и братом и пошел готовиться к отъезду. Глядя ему вслед, Харальд признался матери:
– Не знаю, что выйдет между ними. Может быть, лис поймает эту птичку.
Асгерд, дочь Торбранда, ухватила сына за вихор и, нагнув, сказала:
– Та птичка лесная и, верно, имеет острые коготки. Но птичка в доме вздохнет свободней, когда лис переменит место охоты.
Харальд удивленно взглянул на мать и задумался над ее словами. Затем он спросил ее, какого она мнения о нем с Герутой. И Асгерд прямо ответила:
– Дочь конунга красива и приветлива, знает, как себя вести и кому что сказать. Вы с ней, будто камень и волна, – сходитесь вместе, но по сути разные. Ты человек суровый и не красноречивый, она любит веселье и приятные разговоры. Похоже, вы будете любить друг друга, но не знаю, суждено ли вам жить в ладу.
Сын объявил ей, что за Герутой он готов плыть хоть за Море мрака 110 .
Асгерд улыбнулась его признанью и, как вынося приговор, изрекла:
– Вы, мужи, все одинаковы. Вечно ищете женщину, за которой надо идти на край света. А мудрее было бы искать ту, что пойдет на край света за вами.
LV
Спустя некоторое время Харальд конунг прислал ладью за своей сестрой Герутой и Харальдом ярлом, чтобы они прибыли к нему в Хлейдр. Перед тем, как отплыть домой, княжна захотела пройтись по этой земле, где она провела время в тревоге и надежде, печали и радости. Она попросила Харальда показать ей такое место, повидав которое, она бы могла вспоминать его край лишь добром.
110
Море мрака – так древние скандинавы иногда называли неведомые воды.
Тот, недолго думая, повел Геруту к Вересковой пустоши, по которой отец его Хельги назвал свою усадьбу. Ярл и дочь конунга шли рука об руку, пока не оказались одни посреди вереска, у которого в то время была пора цветения. И, когда налетел ветер, они увидели, как вокруг них вздымаются и опускаются волны: белые, как парное молоко, или красные, как солнце на закате. А внизу набегают другие волны: зеленые до синевы вдали и серые и пенные вблизи. Девушка долго любовалась на это диво, а потом, взяв Харальда под руку, открылась ему:
– Я провела здесь год, а не видела ничего краше. Не сравнятся с этим ни золото, ни жемчуг, ни янтарь. Как бы я желала увезти эту красоту с собой!
На это Харальд говорит княжне, что для него она всегда будет хозяйкой Вересковой пустоши. Герута взглянула на него с улыбкой и ничего не ответила. Но после этой прогулки в глазах княжны, обращенных на Харальда ярла, появился тот мягкий, мерцающий, влажный блеск, которого люди раньше не замечали.
LVI
Плаванье в Хлейдр выдалось недолгим и приятным, так как дни были ясные, ветер – попутный, ладья – под защитой. Харальд конунг встретил Геруту на пристани и отвел сестру в ее новые покои, светлее и просторнее, чем были прежде. Харальд ярл и Бруне увидели, что конунг не терял времени даром, так как новый терем величиной и красотой превзошел старый дом. Не укрылась от их взоров и гавань, полная боевых кораблей. В этот раз в гости к Харальду конунгу прибыло столько народу, сколько редко съезжалось даже во времена его щедрого отца.
Три дня в Хлейдре пировали 111 в новых палатах, источавших душистый запах дерева и смолы. Харальд конунг восседал на почетном месте, а напротив него сидели Рандвер конунг и его сын Сигурд, совсем еще молодой, но уже дородный, с открытым приятным лицом и громким заливистым смехом. Яств и питья было вдоволь, а шуму и веселья и того больше. Со всей округи свезли карликов и карлиц, которые развлекали гостей непотребными плясками и шутками. От беспробудного пьянства и бесстыдных игрищ к исходу третьего дня многие спали, как убитые. А Харальд конунг собрал вождей в одном месте и объявил свою волю.
111
Мнимое обилие пиров в древности объясняется не избытком продуктов и напитков (на деле, дефицитных в то время), но важностью их социальных функций. Для знатных и богатых людей пиры были реальным способом повышения своего престижа и влияния. Кроме того, в условиях неразвитости денежных отношений, пиры являлись формой «натуральной оплаты», что было особенно важно в укреплении связей между вождем и дружиной.