Я, Хмелевская и труп
Шрифт:
— Желательно побыстрее, — сказала я, памятуя о том, что Адела может вернуться домой с минуты на минуту.
— Уже еду, — сказал Дима и повесил трубку. Минут через десять позвонил Луис.
— Hola, mi amor! Puedo verte esta noche? [9] — сказал он.
— Только попозже. Ты можешь приехать часов в одиннадцать? — спросила я.
— Что-то не слышу особой радости в твоем голосе, — заметил колумбиец. — Я сделал что-то не так? Тебе что-то не понравилось?
9
Привет,
— Да нет, все в порядке, — соврала я. — Просто у меня тут свои проблемы. Это никак не связано с тобой.
— Тогда я добавлю тебе проблем, — нежно сказал Луис. — Целую. Буду ровно в одиннадцать.
Бобчик был бледен и заметно прихрамывал.
— Вы хорошо себя чувствуете? — сердобольно поинтересовалась я. — Может быть, сварить вам кофе или дать таблетку анальгина?
— Только не надо таблеток, — болезненно скривился Бобчик. — Я продаю лекарства, а не пью их. А от кофе не отказался бы. Если можно, черный, покрепче и без сахара.
— Одну секунду, — ответила я.
Я заварила себе жасминовый чай, а Диме черный-пречерный кофе и вернулась в гостиную с дымящимися чашками и печеньем на подносе.
— Почему вы хотели видеть меня? — спросил Бобчик.
— Мне нужно снова поговорить с вами о Росарио Чавесе Хуаресе, — сказала я.
Дима тяжело вздохнул.
— Я клянусь вам, что не убивал его, — страдальчески морщась, сказал он. — Просто представить не могу, с чего это Адела вбила себе в голову, что я ревновал ее к Росарио да еще вдобавок и прикончил его. Я нормальный, весьма уравновешенный человек. Я вообще на это не способен.
— Не способны ревновать? — уточнила я. — Тем не менее я собственными глазами видела вас в «Кайпиринье». Вы следили, как Росарио танцует с Аделой. Надеюсь, этого вы не станете отрицать. Кроме того, недавно выяснилось, что Чайо жив. Так что вы можете спокойно во всем сознаться, не боясь уголовной ответственности.
— Росарио жив? — вытаращил глаза Бобчик. — Но вы же сами на пару с Аделой утверждали, что он убит, и, более того, обвиняли меня в этом убийстве!
Я пожала плечами.
— Сама не понимаю, что происходит. Я была готова поклясться, что, когда я обнаружила Чайо в багажнике, он был мертвее мумии Ленина. Он не дышал, у него был остекленевший неподвижный взгляд, и, самое главное, на левой груди у него была колотая рана со струйкой запекшейся крови. Любой на моем месте решил бы, что Чайо — покойник.
— А почему сейчас вы думаете, что он жив? — спросил Бобчик. — Вы что, видели его?
Я пересказала Диме историю про ожившего мертвеца, напугавшего Севочку.
— Без сомнения, это был Чайо, — закончила я. — Мальчик подробно описал его татуировку. Как бы то ни было, но мертвец ожил. И хотя единственное объяснение чудесного оживления, которое приходит мне в голову, выглядит совершенно бредовым, я все-таки скажу, что, по моему мнению, тут замешана магия вуду.
Бобчик вздрогнул.
— Магия вуду? — переспросил он.
Я подозрительно посмотрела на
— Только не говорите, что не имеете ко всему этому никакого отношения, — сказала ему. — У вас ладони потеют, и взгляд бегает. Лучше объясните, в чем дело, вам же самому легче станет.
Голова Димы поникла. Он с тоской посмотрел на кофейную гущу, оставшуюся на дне чашки, словно пытаясь прочесть в ней свою судьбу, и наконец решился.
— Боюсь, что я действительно имею к этому отношение, — тихо сказал он.
— Отлично, — обрадовалась я. — В таком случае я сварю вам еще чашечку кофе, и вы расскажете все как на духу.
Бобчик уже почти закончил свою исповедь, когда зазвонил телефон.
В голосе Аделы звучали истерические нотки. — Я задержалась! — кричала она. — Я захотела в знак примирения купить Бобчику его любимый коньяк «Наполеон» и золотую булавку для галстука, но коньяка нигде не было, да и булавки попадались какие-то паршивые, и я купила только французские духи, итальянскую комбинацию жемчужного цвета и шампанское, а потом меня остановил милиционер и оштрафовал за превышение скорости, хотя я ничего не превышала, затем меня оштрафовал другой милиционер за то, что повернула в неположенном месте, хотя на самом деле там был знак поворота, и наконец я приехала домой…
Голос Аделы сбился, и в трубке послышались рыдания, перемежающиеся громкими всхлипываниями.
— Но ведь Бобчик не умер, — сказала я и, спохватившись, что я не должна знать это наверняка, добавила: — От электрошока, пусть даже в яйца, так просто не умирают.
Бобчик поперхнулся кофе и закашлялся.
— Так вы это знаете? — залившись краской, спросил он.
— Бобчик не умер, — всхлипнула Адела, — но он убил Чайо!
— Ну, это старая история, — заметила я. — Не понимаю, с чего это вдруг сейчас ты так из-за этого завелась. Никто никого не убил. Твой драгоценный Бобчик жив, да и Росарио тоже целехонек.
— Ты что, совсем спятила? — возмутилась Адела. — Русского языка не понимаешь? Я же говорю тебе: Бобчик убил Чайо! На этот раз он действительно его убил!
— Похоже, у нее окончательно крыша поехала на почве ваших ссор, — прикрыв ладонью трубку, прошептала я, обращаясь к Бобчику. — Она рыдает и повторяет, как автомат, что вы убили Чайо. Сказать ей, что вы здесь?
— Нет, лучше не надо, — замахал руками Дима, — а то она снова устроит мне скандал.
— Адела, ради бога, успокойся, — мягко бросила я в трубку. — Все будет хорошо. Вы опять помиритесь с Бобчиком. У тебя просто фантазия разыгралась. Это от нервов.
— Ах, у меня фантазия разыгралась? — яростно взревела Адела. — А мертвый Росарио в моей постели с колотой раной на груди, к тому же совершенно голый — это тоже фантазия? Я не пьяна и до сих пор не страдала галлюцинациями! Меня только что менты на алкоголь проверяли!
— Что? — недоверчиво спросила я. — Ты что, разыгрываешь меня?
— Это ты меня разыгрывала! — бесилась подруга. — Ты сказала, что нашла мертвого Чайо в багажнике со струйкой запекшейся крови! Так вот сейчас у него кровь не запекшаяся, а самая что ни на есть свеженькая и красная. Она перепачкала все мои шелковые простыни!