Я хочу вас, босс

Васильева Лариса Николаевна

Чистяков рассмеялся и поцеловал меня в губы.

— Ты первая. Это любовь с первого взгляда. С того самого дня, как она не дала мне сдохнуть.

— Какой же ты был мерзкий, — вздохнула я, водя пальцем по его расслабленным мышцам. — Я хотела убить тебя.

— Взаимно, — усмехнулся он. — Но сначала я хотел изнасиловать, а потом убить. Жопа меня отвлекла, разбила сердце.

— Собака ты, — меня клонило в сон.

Утром нас разбудила трель звонка. Я никак не могла сориентироваться, где нахожусь и что случилось.

— Наверное, пришла, хозяйка, — я бросила взгляд на часы, вроде рано еще. И почему она приперлась ни свет ни

заря. — Вставать неохота, — пожаловалась Паше.

— Лежи, пойду пугать тетю, — пообещал Чистяков, хищно улыбнувшись. Он прижал меня к себе и цапнул зубами за шею. — Продолжим, когда выпровожу.

Я зажмурилась от невыносимого и необъяснимого счастья. Заполненности внутри меня вселенной любви. О будущем думать не хотелось. Тут я услышала удары и крики и испуганно приподнялась. Шум возни и чего-то недоброго усиливался. Наспех надев халат, выскочила в прихожую и опешила.

Кораблев бил друга, а тот не защищался, просто стоял и позволял превращать себя в кровавое месиво. На Арсения страшно было смотреть, лицо исказила ненависть, гнев и жгучая ревность. С криком отчаяния ринулась между ними, получив сильный удар в висок.

Глава 10.

Я очнулась, чувствуя, что меня трогают, обтирая лицо чем-то мокрым. Открыла глаза — рядом сидел Кораблев, держащий в руках платок. Он опускал его в тазик и водил по коже с такой нежностью, что сердце останавливалось. Паши не было видно. Я захрипела, пытаясь спросить, где он, когда черт сам нарисовался в проеме двери с раздолбанным лицом — оба глаза были подбиты, нос опух и посинел, все лицо в синяках и ссадинах, губа рассечена. В общем кошмар! Чистяков прикладывал лед в пластиковом пакетике к носу и шмыгал как провинившийся школьник.

— Прости меня, — сказал Арсений. — Случайно вышло. Он тебя больше не тронет.

Чистяков на его слова ничего не ответил, взял табурет и присел рядом, кажется, считая, что это нормально, когда его избили и выговаривают, с кем ему спать.

— Сама его впустила, зачем ты так? — я не смогла скрыть горечь. — Воды, — горло у меня пересохло от волнения. Никак не могла оторвать взгляд от Паши, ожидая от него хотя бы словечка, но он вел себя словно преступник, пойманный с поличным, и постоянно отводил глаза в сторону.

Вот и все эмоции, подумала я. Перед другом чувствует вину, а на меня наплевать. И защищаться не будет, сидит как побитая собака, как будто так и надо.

Я злилась на Кораблева, что он не понял, что все кончено, и стал изображать из себя Отелло. Злилась, что он опять надавил на “дружбу”, и Паша потерялся в моих глазах. Упал так, что никогда, наверное, не поднимется.

Привстала, почувствовав, как закружилась голова. Арсений полез помогать, но я отстранилась.

— Мне кажется, вам пора на работу — сказала в пространство, не обращаясь ни к кому. — Устала, посплю немного.

— Я позвоню тебе, — принц встал и бесцеремонно вытолкал из комнаты Чистякова, и опять ничего. Паша не подошел проститься. Их дружба была тем невидимым куполом, который не даст нам общаться и строить отношения, если с этим животным вообще возможны каике-то отношения. На некоторое время я поверила, что да. Ночью. А сейчас видела, он будет смотреть Кораблеву в рот и делать все, что скажет “старший брат”. А я кто — никто. Приз получил, так что можно и потерпеть мордобой.

Провожая взглядом его спину, чувствовала, как ненависть сжигает все то, что появилось ночью. Напрочь.

Сдав хозяйке ключи от квартиры и расплатившись по коммунальным платежам, я поняла, не смогу показаться на глаза родителям в таком душевном состоянии. Они поймут, как мне плохо, и начнут волноваться.

— Надо где-то отлежаться, — позвонила я Оксане и поехала к подруге, поливая слезами стекло автобуса. Или это дождь шел за окном. Мне казалось, дождь идет во мне и не закончится никогда. Будет капать печалью всю жизнь.

В дороге пришла смска от Паши: “Я вечером позвоню”. Прочитав текст, задумалась, а потом вытащила из телефона сим-карту. На остановке зашла в ближайший салон сотовой связи, попросила скопировать все телефоны, и сменила номер. Тех, кто мне нужен, найду сама. А со всем остальным надо рвать окончательно.

Оксана была дома, усадила на кухне угостить чаем, но я и тут не утерпела, зарыдав и сквозь слезы рассказывая, что случилось с Кораблевым, свадьбой, испарившейся беременностью и разбитой вдребезги кулаками Арсения любовью к Паше. В одночасье.

— Мне кажется, ты спешишь, — сказала она задумчиво. — Я понимаю Чистякова, вы должны встретиться и поговорить.

— Нет, хватит болтовни, — покачала головой. — Он до сих пор не признался матери в обмане. Есть какой-то предел бесчеловечности и равнодушия к моим чувствам, он его переступил.

Кораблева я не люблю и не собираюсь перед ним извиняться до конца жизни. Лучше не общаться, быстрее забудет, — я пыталась пить чай, но губы дрожали от невыразимой боли и отчаяния.

— И что ты теперь будешь делать? — Оксана обняла за плечи. — Бедная ты моя. Поживи у нас, шумно, зато отвлечешься.

— Домой не хочу, мама разволнуется, останусь, — кивнула я благодарно. — Буду искать новую работу.

Отоспавшись три дня, я обнималась с телевизором, смотрела мелодрамы и ела мороженое, конфеты, булки, печенья, торты и все, что могло поднять настроение химическим путем. Потому что никаким другим образом оно не поднималось. Не отвлекали ни Оксана, ни ее добродушный муж Алексей, ни дети, которые без конца дергали, заставляя играть с ними в догонялки, прятки и петь песни. Депрессия засасывала окончательно и бесповоротно. Я позвонила домой и с наигранной бодростью рассказала, что нахожусь в поисках работы. Как только, так сразу приеду и заберу вещи, найду компаньонку, потому что снимать квартиру одной не хотелось. Одиночество угнетало. Да и работы не было. Пока. Я знала, что быстро найду ее.

И нашла. Меня взяли не просто рядовым менеджером, а руководителем регионального отдела. Бодрый старикашка Сан Саныч, директор компании, пожаловался на падение продаж, текучку кадров и смотрел как на спасительницу. Мне понравилась должность руководителя приемной. Поэтому региональный отдел казался чем-то заманчивым и руководимым. И зарплату он обещал отличную. В самых радужных мечтаниях я прибежала в свой первый рабочий день, чтобы тут же расстроиться. Бухгалтерия и отдел кадров — пожилые женщины, региональный отдел — два выпускника автовуза, то есть фактически никого, и московский отдел — дородный Марк Шлиссер, еврей, умный, расчетливый, держащий руку на пульсе, но даже он и его команда из 3 калек не могли спасти тонущее судно. Компания находилась на грани банкротства, и теперь я поняла, почему так легко получила должность руководителя. Руководить было некем, так как студенты ничего не умели, отдел продаж состоил из меня самой и двух недоперышей, которых предстояло научить продавать машины.