Я и Софи Лорен
Шрифт:
– В чем, собственно, дело, товарищи?
Я вздрогнул не на шутку. Что эта Лиза будет запираться, я почему-то не предусмотрел. Оказалось – будет. Я:
– Лиза, или вы мне в полвторого ночи не звонили?!
– Я?! В полвторого?! Рыба, никогда!
Дочка Гришмана с мировым именем смотрит на меня во все глаза: мол, кто из нас двоих? Сам я на себя смотреть, конечно, не могу, но живо представляю, какое со стороны это нелепое зрелище. Неужели Лиза мне приснилась?! А Лиза
– Так, Лиза, это как же… В полвторого…
– Я повторяю, в полвторого – никогда! Зачем мне врать, когда я ровно в два! И что вам надо?
Облегченья мне не скрыть – уже теплей! Ее часы – опережали время! Боясь спугнуть, я осторожен с ней и дальше:
– А не вы ли, Лиза… или мне послышалось? Ваш афоризм про рыбку из пруда…
С гордостью:
– А как же?! Я, конечно!
– Эля, ты слышишь?! Она!
Эля слышала. Еще бы ей не слышать! В жизни видавшая виды и подвиды, она ахнула и свой взгляд на меня как на идиота тут же пересмотрела. И не в пользу Лизы.
– Елизавета Зиновьевна, со всей ответственностью я хочу вам заявить, что вы, что вы…
Эля умела тщательно подбирать слова, и Лизу это спасло.
Она сориентировалась тут же:
– А между прочим, у меня есть доказательства!
Я и Эля в один голос:
– И какие?!
– Щас!
В роли творческой кухни Лизы Соркиной выступала кладовка с летними закрутками. За дверью кладовки Лиза оскорбленной невинностью и растворилась. Ее не было около часа.
– Лиза, отворите, наконец! – кричала Эля, потеряв терпение.
Но Лиза Элю из кладовки пристыдила:
– Служенье муз не терпит суеты! – и открывать не торопилась, это явно.
А пока Лиза искала доказательства, я был вынужден поддерживать светскую беседу с ее попугаем. Лизин попугай – по памяти – цитировал ее лучшие афоризмы, временами срываясь на «дурак!». «Сам такой!» – парировал я. И мы беседовали дальше…
Наконец дверь кладовки распахнулась, и победоносная, со следами творческого экстаза, Лиза нам представила вещдоки:
– Возьмите вам, пожалуйста!
И вручила нам ворох бумаг.
– Лиза, это что?
– Неужели и сейчас вам непонятно?!
Я и Эля закивали:
– Нет, откуда?!
– Да Господи, мои черновики!
Мы стали изучать – и обалдели. «Без труда не вынесешь и рыбку из пруда». «Не вынесешь» – зачеркнуто. «Не высунешь», «не высадишь», «не выкинешь» – зачеркнуто.
А Лиза нам:
– Смотрите, нет, смотрите! – распаляясь. – Это не черновики? И не моя рука?! Нет, если не моя, так и скажите!
Рука была действительно ее, и округлые, с завитушками, буквы, идущие под откос, были ее же. «Не выдерешь», «не выставишь», «не выгонишь», «не выбросишь»… Тонкого стилиста Лизу Соркину не могло устроить и «не вычерпнешь»… Не, не, не… «Не вытулишь», – зачеркнуто опять.
Мастер меткого словечка, Лиза работала над ним – дай бог каждому. Она шлифовала фразу, доводя ее до блеска, чтоб сверкало. А вот и окончательная редакция: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда». Как говорят: умри, Денис, а лучше и не скажешь.
Что Лиза автор – я поверил тут же. Ведь этот случай был не единичный. Так, неоднократно ставилось под сомнение авторство Шолохова, и только когда черновики «Тихого Дона» отыскались – где они, все эти солженицыны?!
Что автор Лиза – я поверил тут же, а вот Эля, все подвергающая сомнению Гришман… Она не то чтоб усомнилась… Впрочем, да:
– Лиза, а… А все-таки я это где-то слышала.
– Ах, рыба, неужели вы не знаете, что сейчас везде у нас воруют?! Не успеешь написать – уже выхватывают.
– И когда у вас успели?! – только и сказала Эля Гришман.
За Лизу я был горд, за Элю – нет. И как она могла?! Чтоб не поверить! Когда талант Елизаветы Соркиной был очевиден даже для слепых.
Чтоб обстановку разрядить, я предложил:
– Лиза, почитайте что-нибудь еще, из своего!
– Из своего? Да с дорогой душой! – она воспряла.
В патетической манере выставила ногу, как опытный чтец-декламатор взмахнула рукой и изрекла:
– Под лежачий камень – что?
Я, ахнув, завибрировал на месте. А Эля побледнела вся как есть:
– Елизавета Зиновьевна, побойтесь Бога!
– Уж как я его, Элечка, боюсь, так вам и не снилось!
– И после этого вы еще настаиваете, что под лежачий камень вода не течет, – это вы?!
Лиза взглядом оценила нас как полоумных:
– Да при чем же здесь, товарищи, вода?! Повторяю вам в последний раз, – и свой вопрос нам задала по новой.
К стыду, мы с Элей оказались в тупике. Из которого сама же Лиза нас и вывела. Ей не терпелось нас сразить – и она выстрелила:
– Под лежачий камень – я всегда успею! Вот что такое мой настоящий русский афоризм!
Потом Лиза задекламировала из нового: «Дружба дружбой, а клин клином», «Красивый череп – украшенье организма!» – и, глядя на Элю в упор: – «Женщины убыточны!»
Попугай, округлившись на ту же Элю, затараторил:
– Дженчины убиточны!
– Вот вам живой пример, – крикнула Лиза, – как мои афоризмы уходят в народ!
Я перед Лизой трепетал, скрывать не буду.
– Дженчины убиточны! Дженчины!..