Я иду тебя искать…
Шрифт:
– Слезу давай ещё пусти, – она тряхнула головой и оглянулась по сторонам, – Что это со мной, старею, что ли?
Проходя через больничный холл, увидела зеркало и на секунду остановилась перед ним, поправляя чёрный, закрывающий пол-лица капюшон и перекладывая косу на другое плечо. В этот момент она услышала новый сигнал. Это означало, что снова для неё есть работа. Значит, об отдыхе думать пока рано.
Не оставляй меня
Это случилось, когда Нина с мужем мчались по четырёхполосному загородному шоссе, с двух сторон окружённому плотным лесным массивом. Сергей внимательный и нарядный уверенно вёл машину, о чём-то сосредоточенно размышляя. Они ехали на свадьбу его закадычного армейского друга, в областной центр. Был небольшой
Нина не очень хорошо поняла, что именно произошло в следующий момент. Хотя потом они много раз посекундно вспоминали события того дня. Она помнит, что повернулась, чтобы проверить огромный, роскошный букет на заднем сиденье, и затем, расправив невидимые складочки на специально для этого случая приобретённом вечернем платье, увидела, как прямо на них несётся, вынырнув из тумана, громадная махина, оказавшаяся невероятно грязным, с кое-где проступающими оранжево-чёрными проплешинами, камазом. "Вот и всё", – мгновенно пронеслось в её голове. Она отчётливо поняла, что ситуация безнадёжная: четыре потока машин, едущих почти вплотную друг к другу. Сплошное, мерно гудящее, иногда пронзительно сигналящее, обдающее окружающее пространство бензиново-влажным ароматом, автомобильное море. Кто-то страшно закричал, позже выяснится, что кричала она. И в ту же минуту, Нина широко распахнутыми от ужаса глазами, явственно заметила, как на лобовое стекло их машины опустилась белоснежная пелена.
Потом врезался в мозг и словно распилил его пополам множественный и истошный сигнал автомобильных клаксонов. Сергей машинально включил аварийку и остановился. Ещё она хорошо запомнила, как побелели костяшки пальцев у её мужа, судорожно продолжающего сжимать руль. Они посмотрели друг на друга, а потом, с опаской, назад. Камаз стоял в нескольких метрах, на одной линии с ними, развернувшись почти перпендикулярно к дорожной разметке, и будто, извиняясь, виновато моргал левым поворотником.
Когда через какое-то время Нина осторожно рассказала эту историю своей матери, всю жизнь относящейся с недоверием и страхом к любому транспортному средству, кроме, пожалуй, велосипеда, она серьёзно посмотрела на дочь, и, качая головой, как бы давая понять, что сомнений в этом не может быть ни малейших, твёрдо произнесла:
– Это же Ангел-Хранитель был… И заметив недоумённый взгляд Нины пояснила:
– То не пелена была от тумана, как ты думала… Это, доченька, Ангел закрыл вас своим крылом, понимаешь? Мать улыбнулась, – Только я уж не знаю, чей это был Ангел, твой, Серёжин или может того, кого ты сейчас носишь под сердцем…
Нина подошла к окну, погладила свой, пока ещё не слишком заметный живот, и долго смотрела вдаль, благодарно улыбаясь.
Апокалипсис: наши дни
…Не важно, где ты живешь. Не важно, во что ты веришь. Одна дата объединит нас всех…
Двое мальчишек одиннадцати и двенадцати лет, гуляя в обычный, ничем не примечательный день по городу, вдруг остановились в немом восхищении перед чудесным зрелищем, в самом выгодном свете выставленном за стеклом. Это был универсальный магазин детских товаров, с заманчиво оформленной витриной. И он был действительно замечательный. Здесь располагались модели деревянных кораблей, наборы элементов военной и строительной техники, воздушные змеи, космические бластеры и целая батерея новейших электронных гаджетов… Глаза у пацанов загорелись, они тихо переговаривались, делясь впечатлениями, и совершенно не замечали, что за ними уже некоторое время кое-кто наблюдает.
В какой-то момент, один из мальчиков обернулся к своему приятелю, и заметил, что тот, поодаль, о чём-то беседует с высоким мужчиной в чёрном длинном пальто, на которое был изящно наброшен белый шёлковый шарф. Мальчик, глядя на себя в стеклянное отражение, постарался пригладить рыжие вихры, которые немедленно, как только он убрал руку, возвратились в прежнее положение, шмыгнул носом и усмехнулся, – Ну надо же, какие элегантные знакомые у Кольки!
Настроение у него почему-то испортилось, – Что толку торчать тут, – подумалось Саньке. Ни ему, ни Кольке покупки в этом магазине, по крайней мере, в ближайшее время, явно не светят. Мама их с сестрой воспитывала одна, работала на двух работах, и так еле сводили концы с концами. К тому же эти два трояка в году, мать ужасно расстроилась… А Колька – тот вообще из многодетной семьи, да ещё со старшим братом такое несчастье случилось… Так что нечего стоять здесь пялиться зря и пускать слюни. Он вздохнул и оглянулся. На этот раз он не увидел ни своего закадычного дружка ни его родственника-франта. Почему-то Саша решил, что это какой-то приезжий родственник, из Москвы, возможно, а может даже из-за границы. Но точно не местный. Санька глубоко вдохнул и, глянув в стеклянное отражение, остолбенел до такой степени, что забыл выдохнуть.
В витрине, кроме Санька с выпученными глазами, отражался тот самый мужчина в пальто, с белым пижонским шарфом и, улыбаясь, смотрел прямо в глаза мальчишке. Санька затравленно оглянулся, Кольки нигде не было видно. И тут мужчина подошёл прямо к нему и вкрадчивым, бархатным голосом, не представляясь, стал объяснять условия какой-то сделки. Особенно при этом, напирая на бесконечные выгоды, которые он Санёк, может приобрести в результате подписания одного документа. Несмотря на то, что Саша перешёл уже в шестой класс, ему ещё ничего не предлагали подписывать, кроме, помнится, дурацкой школьной анкеты. Да и там это была, скорее, его личная инициатива, ему хотелось просто продемонстрировать свою уникальную и размашисто-виртуозную, как он считал, подпись. Тем более, он никогда не видел такой красивой бумаги. Глянцевый лист, где указана его, Санькина фамилия, оформленная с немыслимыми вензелями с золотым теснением, была заполнена сверху до низу неизвестным шрифтом на нескольких языках.
Мужчина терпеливо ждал, ласково глядя на мальчика и предусмотрительно приготовив переливающуюся, в свете заходящих солнечных лучей, ручку.
– Золотая, что ли? Вот, блин… – мелькнуло в голове у Саньки. Мимо шли люди, совершенно не обращая внимания на эту странную парочку. Как будто это было в порядке вещей, что в центре города, возле одного из самых крупных магазинов, стоит претенциозно одетый иностранец (а кто ж ещё?), который предлагает вихрастому рыжему мальчишке, не в самых чистых джинсах, испуганно на него взирающему, что-то подписать на глянцевой бумаге с гербом.
Санька помнит, что мужчина был довольно красив. Но описать его не мог потом никогда. Он отлично запомнил чёрное пальто и белый шарф, а ещё его удивительные, какие-то прозрачные глаза. Они почему-то ужасно страшили его своей бездонностью и пустотой. А ещё Санька запомнил золотую ручку, и очень красиво выведенную собственную фамилию, на очень важном документе, смысла которого так и не понял. Речь там шла о душе. Санька сразу вспомнил свою бабушку, которая часто говорила о ней. О том, что душа самое большое богатство, какое только может быть у человека, она бесценна, она суть его самого.
Санька отчаянно замотал головой и попятился назад. Сказать он ничего не мог. Только мотал головой и медленно удалялся. Он боялся заглянуть в глаза этому человеку и боялся повернуться к нему спиной. Свернув за угол, он бросился наутёк. Остановился Санька только на своей улице, когда заметил Кольку, разглядывающего что-то на лавочке.
– Ты почему бросил меня?! – кинулся он к приятелю, – Ты знаешь, что со мной произошло? И Санька рассказал в подробностях всё, что запомнил. – Он же к тебе подходил? Коля утвердительно кивнул, глядя в сторону… – Да что с тобой, Колян? Скажи, кто это был? Колька пожал плечами: