Я, инквизитор. Башни до неба
Шрифт:
– Всё было настолько плохо? – Вздохнул я.
Кнотте рассмеялся.
– Настолько плохо не было. Ты не полный дурак, и, готов поспорить, ты ещё выйдешь в люди. Просто тебе не хватает практики, и только... Умение оценивать как людей, так и события приходит со временем, Мордимер. В Академии тебя учили ползать, бегать тебя научит мир. И, безусловно, ты ещё много раз расшибёшь себе коленки.
– Звучит не так уж плохо, – признал я. – Но я должен признать, что вы отлично сыграли, мастер. Обманули меня и обвели, словно умелый актёр.
Это не было лестью. Так и было на самом деле,
– Скажи мне, Мордимер, поверишь ли ты только что купленной шлюхе, уверяющей, что ты любовь всей её жизни, и что ничего на свете она не желает сильнее, чем стать верной и любящей женой?
Я рассмеялся.
– Конечно же, нет.
– Почему в таком случае ты поверил уверениям глупого инквизитора, который уверял тебя в своей глупости, как словами, так и делами? А ведь человек, который выглядит как идиот и ведёт себя как идиот, не всегда на самом деле является идиотом! Разве Писание не говорит: «Да не будете вы иметь лицеприятия». Что можно интерпретировать по-разному, но в том числе и так, что никого не следует судить по внешнему виду.
Улыбка погасла на моём лице, и я не знал, что ответить.
– Неприязнь ко мне, неприязнь, которую я успешно разжигал, заслонила тебе истинное положение вещей. Ты начал принимать во внимание только свои собственные эмоции и не озаботился тем, чтобы хоть немного подумать...
– Над чем, например? – Спросил я уныло.
– Например, над тем, мог ли я работать в Академии, если бы был таким полным идиотом и неудачником. Разве доверили бы мне экзаменацию кандидатов в инквизиторы? Разве моё мнение о пригодности тебя или другого парня так серьёзно принималось бы во внимание?
– Я думал, что они совершили ошибку. Или что у вас хорошие связи...
– Значит, ты думал, что все совершили ошибку, только не ты? Начальник Академии, кобленецкое отделение Инквизиториума, наконец, я сам... Только ты, Мордимер, всё знал, всё понимал и сделал единственно правильные выводы. Разве дело было не так?
Я вздохнул. Очень глубоко.
– Именно так, – признал я.
– Ты дал себя поймать на найденный у Неймана топор. Не поверил, и правильно, что убивает сам Нейман, но ты уже был почти уверен в том, что он является одним из звеньев в цепи преступлений. В конце концов, ты вытряс бы из него имена его предполагаемых сообщников...
Я снова вздохнул. Кто знает, может, так бы и случилось.
– И тогда, уверяю тебя, что самым довольным человеком в городе был бы Легхорн. Инквизиторы арестовывали бы всё новых и новых людей, маркграфиня бесилась бы от злости, а наш дворянин посмеивался в кулак.
И в самом деле, Легхорн с самого начала пытался убедить меня, что в преступлении замешано больше людей.
– А ведь этот топор вообще не принадлежал Мяснику, – продолжил Кнотте. – Если бы ты внимательнее осмотрел тела погибших, ты увидел бы, что кости были разрублены гораздо меньшим лезвием.
К выводу, что топор не был оружием Мясника, уже пришёл и я, хотя и следуя другим путём.
– Я смотрел внимательно! – Запротестовал я.
– В таком случае, тем хуже для тебя, если внимательно глядя, ты ничего не заметил, – заключил он.
В этой дискуссии я не мог победить. Тела были давно погребены, и Кнотте мог даже утверждать, что их порезали перочинным ножиком, а я и тогда не смог бы доказать, что всё было иначе. Я пытался воскресить в памяти образ убитых и нанесённые им раны и сравнить с запомненным лезвием, но не мог сделать вывод, прав ли инквизитор или решил надо мной поиздеваться.
– В любом случае, я решил, что ты не опозоришь нас, будучи инквизитором, – Кнотте говорил немного невнятно, потому что пытался одновременно что-то вытащить языком из зубов.
– Спасибо, мастер Альберт.
– Правда, ты самоуверен и заносчив, а эта уверенность в себе, к сожалению, не связана с особыми умственными способностями, но... – он вздохнул, – в нынешние времена...
Не скажу, чтобы слова Кнотте особенно подняли мне настроение, хотя всё же были гораздо приязненнее, чем то, что я выслушивал от него за последние недели.
– В нынешние времена, мастер? – Переспросил я. – Что вы имеете в виду?
– Никогда уже не будет так, как было, – повторно вздохнул Кнотте. На этот раз ещё более жалобно. – Когда-то Инквизиториум обладал реальной силой, могуществом и властью. Теперь это... – Он махнул рукой. – Ты знаешь, Мордимер, – он посмотрел на меня, – что ещё несколько десятков лет назад инквизитор ударил по лицу самого императора только потому, что Светлейший Государь язвительно высказался о работе Святого Официума?
– Мастер, знаю ли я? Я слышал эту историю по меньшей мере несколько десятков раз!
Упомянутый рассказ касался инквизитора Конрада Тауба, который и в самом деле влепил императору пощёчину на глазах всего двора. Император, якобы, опустился на колени и поцеловал руку, которая его ударила, говоря, что этот святой муж ударил его по праву, за то, что он посмел насмехаться над организацией, созданной самим Иисусом Христом. Другое дело, что несколько месяцев спустя, Тауба нашли мёртвым в аахенской канаве, а следы на теле указывали, что перед смертью его пытали. Что свидетельствовало о том, что Светлейший Государь имел одинаково длинные и руки, и память. Как легко понять, молодым инквизиторам обычно рассказывали эту историю без грустного конца, но мне всё же удалось добраться до источников, в которых она была представлена в полной красе. И в этом случае она уже не была такой однозначной. Ибо кто в конечном итоге одержал верх? Живой император или мёртвый инквизитор?
– Значит ты и сам видишь, что когда-то в Инквизиториуме служили люди великой добродетели и великого мужества. Времена этих героев безвозвратно прошли. Сейчас нам необходимы люди даже средних способностей, даже менее пылкие, но добросовестные и преданные. И поэтому я думаю, Морди, что я могу положительно рассмотреть твою кандидатуру.
Видимо, он заметил, что я не смог сдержать недовольную гримасу, когда снова услышал из его уст «Морди», потому что он улыбнулся.
– Я больше не буду называть тебя «Морди», потому что я знаю, насколько ты этого не выносишь. – Он хлопнул меня по плечу. – Тем не менее, я должен признать, что наблюдать за тем, как ты мучаешься, было довольно забавно.