Я, инквизитор. Башни до неба
Шрифт:
– Ну да, пожаловался, – признал я, строго глядя на него. – Что вы с ним сделали?
Сержант нервно сплёл пальцы.
– Мастер, простите, но это просто чудо какое-то. Мы с ребятами смотрели через дверь, как он воет, как просит, как умоляет, как ругается, и каждый не мог оторваться. Тогда нам пришла в голову идея, что и другие ребята могли бы посмотреть...
– Вы брали деньги за доступ к зрелищу! – Догадался я и покачал головой. – Гвозди и тернии! Оборотистый вы человек.
Сержант улыбнулся, видимо, успокоенный моим поведением и тем, что я не устраиваю ему выволочку.
–
– И что дальше?
– На третий день он, видно, понял, что ничего не добьётся ни просьбами, ни угрозами, и сидел уже, не смотрел, даже не двигался, и это зрелище закончилось. – Сержант тяжело вздохнул, видимо, сильно разочарованный тем, что не заработал на своей идее столько, сколько ожидал. – Говорю вам, мастер, такого только на ярмарках показывать! Только я бы, знаете, так сделал: дать ему выпить, чтобы он опять привык, а потом выпивку отобрать, и тогда уже людям показывать. И так по кругу... А может, – в его глазах появился хитрый блеск, – продадите мне этого человека? Я хорошо заплачу! Мы сложимся с ребятами и соберём сколько нужно!
Я похлопал его по плечу.
– Этот человек мне не принадлежит. Так как же я могу его продать? Но я признаю, что голова у вас не для красоты, – похвалил я его ещё раз. – Займитесь торговлей, сержант. Там нужны такие люди, как вы. Изобретательные и безжалостные.
Он аж покраснел от гордости, слушая мои слова.
– Знаете, мастер, а может, это и мысль?
Я оставил стражника, представляющего различные варианты будущего, и, наверное, в своём воображении уже примеряющего шляпу городского советника. Впрочем, кто знает, может, так и случится? Пока я вернулся к несчастной жертве солдатских забав. Тиберий уже отнял руки от лица и теперь с унылой физиономией жевал ломтик хлеба. Ха, если бы ему его пропитать вином, наверное, он глотал бы поживее!
– Ничего плохого вам не сделали, – проигнорировал я его предыдущие жалобы. – И сделайте из этого выводы, потому что таким образом люди будут к вам относиться до конца жизни. Если вы не поумнеете.
– А вы что? В свободное время служите госпитальером?
Вы посмотрите, как это было нагло и вызывающе! Однако я не собирался с ним спорить или ругаться. Дело нужно было решить по-хорошему.
– Видите ли, господин Крамер. – Я уселся на стуле. – Мы, инквизиторы, не только друзья человечества, мы также друзья каждого человека, даже такого сорта, как вы. А дружба предполагает не бездумное одобрение, а создание возможностей. Я дам вам новую жизнь, господин Крамер, а что вы с ней сделаете, зависит уже от вас.
Что-то из моей речи, должно быть, дошло до его болящей от отсутствия алкоголя головы, потому что он поднял на меня взгляд.
– Как это: новую жизнь?
– Я дам вам рекомендательные письма для аахенского отделения Инквизиториума и немного денег на дорогу. Человек с вашим талантом пригодится Святому Официуму.
Он изумлённо уставился на меня.
– Каким талантом?
– Искусством изображения человеческого лица, – объяснил я. – Нам нужны такие люди, как вы, квалифицированные рисовальщики. У вас будет много работы.
Я говорил правду. Инквизиториум часто рассылал розыскные листы на скрывающихся врагов нашей святой веры. Портреты нужно было отправлять в филиалы Святого Официума на всей территории Империи, мы посылали их также властям городов или императорским наместникам, и даже, в особых случаях, представителям тонгов. Талант Крамера, безусловно, пригодится в этой богоугодной работе. Я был уверен, что у него будет дел по горло.
– Как это? Они захотят, чтобы я рисовал? И заплатят за это?
– Именно так. А если ты утопишься на эти деньги в чане с вином...
– Пил, пью и буду пить, – прервал он меня, делая акцент на каждое слово и глядя так, как будто хотел испепелить меня взглядом.
– Ха, я вижу, что вы очень хорошо знаете правила грамматики! – Ответил я в шутливом тоне. – Конечно, вы можете это сделать. Можете упиться до смерти, а ведь вам немного осталось до визита старухи с косой. Но, может, стоит не пропивать заработанные деньги, а посылать их папочке, мамочке и младшим братикам, чтобы улучшить их жизнь?
– То есть? Так я выйду отсюда? Я могу пойти выпить?
– Вы свободный человек, Тиберий. Я дам вам несколько крон и можете прогулять их за весь вечер или два. Или потратить их на путешествие, хорошо заработать в Аахене и сделать так, что твоя семья будет считать тебя благодетелем. Что маленькие братцы будут говорить мамочке: «Когда я вырасту, я хочу быть таким, как Тиберий». А ваш папочка будет хвастаться по всей окрестности, какой у него способный и благодарный сын. Сын, который смог достойно и с успехом заменить двух погибших братьев, – последнее предложение я произнёс с особым нажимом.
Я бросил ему на колени тощий мешочек и рекомендательное письмо для аахенского Инквизиториума. Я встал со стула и кивнул головой на прощание. В дверях я ещё раз посмотрел на него. Он сидел, обнимая колени руками и глядя на деньги и письмо. Я вышел молча, потому что был уверен, что ему есть о чём подумать.
Кто-то мог бы сказать, что, действуя так, как действовал я, и помогая Крамеру в выборе правильного жизненного пути, я проявил избыток великодушия и деликатности чувств. Может и так, но что было делать, если суровое инквизиторское обучение не угасило ещё до конца блеск моей чувствительной души.
***
С Карлом Григом я встретился в его конторе. Он сидел за столом с недовольной миной, и на моё сердечное приветствие только кивнул и что-то неразборчиво пробормотал под нос.
– Вы должны мне десять крон, господин Григ, – сказал я с удовлетворением и придвинул себе стул.
Речь шла не о деньгах, а о подтверждении того факта, что я был прав и опять, в очередной раз, верно оценил человеческое поведение. Ну что ж, честно говоря, характеры ближних не скрывали передо мной слишком много тайн, и даже если такая тайна находилась, я мог обнаружить её почти в мгновение ока.