Я, инквизитор. Башни до неба
Шрифт:
Я заметил странную вещь. Тофлер шёл по улице, словно не замечая других людей, а они, несмотря на это, каким-то удивительным образом всё же освобождали ему дорогу, так что ему не приходилось ни толкаться, ни замедлять шаг. Я тем временем упорно боролся за место рядом с ним, так как движение толпы то и дело пыталось столкнуть меня с пути, которым шёл. Поэтому мои локти и плечи всё время были заняты работой, да и сам я уже получил достаточно тычков.
– Так вот, если ты приходишь в публичный дом, бордель, дом удовольствий, лупанарий, как угодно назови этот заведение, ты должен относиться к работающим там дамам с соответствующим уважением, – начал Тофлер, который, казалось, не замечал,
– Я вижу, передо мной знаток, – вскипел я. – Ведь это всего лишь шлюхи, Максимилиан. Как можно к ним относиться, словно они обычные женщины?
– Кажется, я знаю, почему ты не любишь посещать дома наслаждений. – Он на минуту задумался. – Пусть так, но давай сделаем по-моему. Мы пойдём в «Яблоко Гесперид», а ты постарайся вести себя так, как будто там работающие девушки не шлюхи, а твои любовницы. Надеюсь, что ты быстро заметишь разницу между тем, что они предлагали тебе до сих пор, и тем, что ты получишь сегодня.
– Что ж... – Я не очень хорошо представлял, что ответить, так что просто развёл руками. – Ты убедил меня, Максимилиан. Не знаю, для чего нужен этот эксперимент, но, как человек с открытым умом и широкими взглядами, я согласен на твоё предложение.
Это должно было прозвучать с достоинством, может, даже немного возвышенно, но эффект от моих слов был испорчен чьей-то неловкостью. Ибо когда я заканчивал фразу, кто-то подставил мне подножку, и я растянулся бы во весь рост, если бы не поддержка Тофлера. Он протянул руку таким быстрым движением, что я не заметил, когда он уже держал меня под локоть. Ну вот, а я думал, что он вообще не обращает на меня внимания...
Притон я, как правило, представлял себе как деревянный сарай, в котором располагались скучающие шлюхи и их чаще всего пьяные клиенты. Конечно, я видел и такие бордели, которые находились в приличных на первый взгляд каменных домах, а во время забав с блудницами можно было использовать бани или ванны. Но ничто не подготовило меня к зрелищу, которое я увидел сейчас. Ибо Яблоко Гесперид было ни больше, ни меньше, а очаровательным маленьким дворцом из светлого камня, расположенным посреди парка, через который пролегала широкая дорожка, усыпанная гравием из камушков, белых, как чистый снег. Когда мы шли по этой дорожке, нас окутывал пьянящий аромат цветов, а с мраморных постаментов на нас смотрели статуи, изображающие античных божеств. Точнее, скажем, часть античных божеств, так как большинство скульптур были вариациями на тему Афродиты и Эроса. К двери во дворец вели широкие мраморные ступени, а их вершины охраняли две статуи. С правой стороны голая Афродита гостеприимным жестом указывала на вход, а слева бдел сутулый и бородатый Гефест. Он прикладывал указательный палец к губам, а его суровый взгляд, казалось, следил за каждым шагом гостей. Аллюзия, представляемая двумя этими фигурами, была весьма прозрачна.
– Я не ожидал ничего подобного, – признал я. – Ведь это выглядит как княжеский дворец. Или, по меньшей мере, как резиденция богатого купца.
– Это княжеский дворец, Мордимер, – пояснил Тофлер. – Подставной человек тонгов арендует его у князя Верзберга.
–
– Ба, не только знает, но, думаю, даже с удовольствием бы в него захаживал, если бы не тот факт, что природа не позволила ему наслаждаться девичьими прелестями, поскольку он больше предпочитает грубую мужскую дружбу.
– Ты хочешь сказать, что он содомит, – сказал я после минутного раздумья.
– Нет, Мордимер, я хочу сказать то, что я сказал. Содомитом можно назвать студента, монаха, нищего, крестьянина или другого голодранца. О князьях и иерархах Церкви мы говорим, что в вопросах телесной любви они возносятся над привычными стандартами, практикуемыми большей частью общества.
– Называй это как хочешь, – буркнул я. – Ты можешь называть это вырождение как угодно, Максимилиан, и описывать его при помощи намёков, метафор или даже поэтических строф. Но в любом случае дело сводится к тому, что один мужчина суёт член в задницу другому. И не надо искать в этом никакой глубокой философии.
Тофлер рассмеялся.
– Называть вещи своими именами не всегда выгодно, – сказал он. – Однако этому человек учится с годами и с каждым шрамом на спине.
– Да ладно, брось...
– Ты ещё увидишь, Мордимер, что настанут времена, когда любители мужских фигур не только будут требовать принятия своих действий, но даже громко и радостно провозглашаемого одобрения. А тех, кто не захочет выражать одобрение или будет его выражать слишком тихо или слишком нерадостно, заклеймят позором. Ибо помните, что нет людей более отвратительных, чем фанатики толерантности. Обычно это те, кто только что совершил исключительную мерзость и ищет ей отпущение, прощение, а может быть, даже похвалу, либо такую мерзость они намерены совершить в ближайшем будущем.
Как видно, Тофлера потянуло на философские размышления, однако надо было признать, что ему сложно было отказать в правоте.
– К счастью, ни я, ни ты, слава Богу, до подобного падения нравов не доживём, – подытожил я.
Я постучал в дверь дворца дверным молотком, и только в процессе этого стука я понял, что он сделан в виде огромного фаллоса. Я вздохнул, а Тофлер засмеялся, видя мою растерянность.
Дверь распахнулась, и перед нами предстала девушка настолько красивая и настолько сияющая, что она могла быть украшением княжеских салонов.
– Уважаемые господа, добро пожаловать в «Яблоко Гесперид», – улыбнулась она, а её голос прозвучал словно чистый звон колокольчика.
– Мордимер, – Тофлер толкнул меня в бок, – ты не хочешь войти?
Я очнулся от остолбенения, в которое привела меня красота девушки, и преступил порог.
– Прошу за мной. – Она снова улыбнулась, и эта улыбка, казалось, осветила не только её лицо, но и всё вокруг.
– Боже мой... – зашептал я на ухо Тофлеру. – И что, здесь все женщины такие?!
– Это всего лишь служанка, Мордимер, – шепнул он в ответ. – Признаю, вполне симпатичная чертовка, если кто-то любит этот вид свежего деревенского обаяния.
Я посмотрел на него, думая, что он надо мной издевается, но Тофлер только слегка улыбнулся и покачал головой, словно выражая таким образом мягкое сочувствие моей наивности и моей неопытности.
***
Когда я увидел блестящие от мрамора и искрящиеся от золота интерьеры, я понял, почему Тофлер, спрашивал, не хочу ли я переодеться. Именно потому, что в своём траурно-чёрном костюме я выглядел как посыльный, который случайно заблудился в салонах знатного вельможи. Вдобавок я до сих пор не слишком ясно отдавал себе отчёт, что рукава моего кафтана протёрлись на локтях, манжеты грязные и обтрёпанные, а сапогам определённо не повредила бы чистка.