Я, инквизитор. Башни до неба
Шрифт:
– Тебя не интересует, кто надул Шумана? – Спросил он, похлопывая себя при этом по голове.
– Это неважно. – Поморщился я. – Можно было бы осудить этих людей, если бы мы их нашли, конечно. Но разве Инквизиториуму больше нечем заняться, кроме как искать двух хитрозадых шарлатанов, которые поглумились над знаменитым архитектором и нагрели его на огромную сумму?
Тофлер пальцами зачесал себе волосы назад. Он молчал и смотрел на меня с загадочной улыбкой. Его взгляд и его улыбка сбивали меня с толку.
– Ты ведь не хочешь сказать, что эта книга имеет реальную ценность, правда?
Он жестом
– Ты хочешь, чтобы я их нашёл? – Спросил я, не зная, что ещё сказать, и понимая, что Тофлер чего-то ждёт от меня. – Только каким образом, если ты забираешь у меня Шумана?
Инквизитор из Хез-Хезрона вздохнул.
– Ни тебе, ни мне не нужно их искать. Я знаю, кто эти мошенники.
– Что-то здесь... я не понимаю.
Тофлер вытянулся поудобнее и положил голову на край бассейна. Закрыл глаза. Ощупью выбрал из вазы крупную виноградину и сунул её себе в рот.
– Шуман всегда был известен своими жалобами на слабость человеческого рода. Его раздражало, что люди болеют и умирают. Он считал это значительным препятствием в создании великих произведений, которые он намеревался сотворить.
– Я смог это понять во время разговора с ним, – прервал я моего товарища. – Но что с того?
– Наши страсти, наши мечты, наши желания... Что они такое, Мордимер?
Мне не особо нравилась эта беседа, и уж точно не то, что она превращалась во что-то наподобие экзамена. Инквизиторы не любят вопросов, задаваемых другими людьми. Это мы задаём вопросы. Но что, однако, было делать. Тофлер был выше рангом, и следовало проявлять по отношению к нему не только вежливость, но и осторожность.
– Как движущая сила, так и слабость, – ответил я.
Он открыл глаза и поднял голову.
– Вот именно! Точно!
– И что?
– Если это слабости, кто мог ими воспользоваться?
– Мошенники, которые... – я прервался, а потом хлопнул себя ладонью в лоб. – Ты хочешь сказать, что за этими шарлатанами стоял кто-то другой! Де Вриус! Конечно!
– Де Вриус это пешка, – сказал Тофлер пренебрежительным тоном.
– Архиепископ, – прошептал я.
– Вот именно. – Мой спутник радостно всплеснул руками в воде. – Его Преосвященство архиепископ Христиании. Год назад мы узнали, что он ищет через надёжных людей запрещённые книги, содержание которых касалось бы магического укрепления человеческого тела или создания големов. Не скажу, чтобы это нас не заинтересовало...
– Надо полагать!
– Архиепископ - человек благочестивый и, не скрою того, в своём благочестии прямой и искренний. Тем удивительнее было для нас это дело. Но, собирая зерно к зерну...
Он снова вытянулся поудобнее и вытер пот с лица. Вода и в самом деле становилась всё горячее, слуги, должно быть, неплохо подбрасывали в печи.
– Мы подсунули архиепископу созданную нами самими книгу, чтобы увидеть, что произойдёт дальше.
Ну да, как видно, кто-то в Инквизиториуме отлично повеселился, затевая эту интригу. Жаль только, что меня никто не соизволил предупредить, с чем я имею дело.
– Мне кажется странным, Максимилиан, что они не поняли, что это подделка. Этот Кеплень похож на человека бывалого, такого, который три раза попробует монету на зуб, прежде чем положить её в кошель.
– Люди верят
– Так они считали, что у Шумана действительно всё получится? – Спросил я с недоверием.
– Не знаю. Не должно было получиться. Ты сам знаешь, что достаточно самой попытки применения чёрной магии. И им был нужен именно ты, чтобы вытащить эту попытку на свет Божий.
Я на некоторое время задумался.
– Я не понимаю, почему вы тянули так долго. Не лучше ли было арестовать Шумана, как только он вступил во владение книгой? Или, если ты не хотел его арестовать, хотя бы серьёзно предупредить о недопустимости игр с магией? Честно говоря, до сих пор не понимаю...
– Здесь нечего понимать. Мы не ожидали, что архиепископ хочет подсунуть книгу Шуману. Эти двое мнимых волшебников, подосланные к нему, не были нашими людьми. Только когда тебя вызвали в Христианию, мы начали подозревать, что обвинения де Вриуса как-то связаны с книгой. Ну и, к нашему удовлетворению, так и оказалось.
– Как это всё закончится, Максимилиан? Ты уже сказал мне, что ты собираешься сделать с Шуманом. А остальные? Архиепископ? Кеплень? Де Вриус? Монахи? Тонги?
Он поднялся, ловко выскочил из воды и обернулся льняным полотенцем.
– Сварить они нас хотят, что ли? – Он покачал головой, видя всё гуще поднимающиеся клубы пара. – Как будто не знают, что перед любовными играми нет ничего лучше холодной ванны, бодрящей тело и ум.
Я решил тоже выйти из бассейна, поскольку боялся, что ещё немного, и я узнаю, как чувствует себя рак в кастрюле с супом. Я выпрыгнул не так ловко, как Максимилиан, даже чуть не поскользнулся на мокрых камнях. Выругался и присел на мраморную скамеечку.
– А что мы можем, Мордимер? – Вздохнул он, возвращаясь к нашему разговору. – Обвинить архиепископа? Конечно, иногда мы и кардиналов сжигаем на костре, когда придёт такая необходимость, хотя в наши тихие времена это уже случается не так часто, как должно.
Я понял, что архиепископ попал в серьёзную переделку благодаря своему опрометчивому поступку. Он, безусловно, был нужен Инквизиториуму, и теперь должен будет выплачивать долги, в которые попал благодаря интриге, которая казалась ему невинной. И это разумно, поскольку от живого иерарха было бы больше пользы, чем от мёртвого.
– Мы не хотим также и падения ордена, Мордимер, как не хотим компрометировать архиепископа Христиании. Потому что когда эти собаки грызутся между собой, в конце концов они всегда обращаются к нам, чтобы мы их разняли.
Тоффлер сел, взял бутылочку с благовонным оливковым маслом и начал втирать его в тело. Мне было интересно, по какой причине он пожелал рассказать мне подробности интриги, хотя ни в коем случае не должен был этого делать. Для чего я был ему нужен? Потому что мне не хотелось верить, что он говорил то, что говорил, только и исключительно из искреннего желания поделиться тайнами следствия с коллегой-инквизитором. А ведь я даже не был для него коллегой. Ведь инквизиторы из Хез-Хезрона считали себя лучше всех других служителей Святого Официума. Не буду скрывать, насколько я знал, они были в этом во многом правы.