Я — МОЛОТ ПРОТИВ ВЕДЬМ
Шрифт:
Седов считал, что виноват во всем. Он проглядел поджигателя, он шел на поводу у своих эмоций, он не думал, а только пребывал в эйфории. Он страдал и сострадал. В эти часы Павел тоже хотел смерти.
Сейчас, пребывая в прострации, он вспоминал, как грубая реальность настигла его в пустой квартире Фирсовых. Будто тяжелый молот упал Павлу на голову. Он очнулся от иллюзии обратимости процессов и контроля над временем и ситуацией.
Тогда он понял, что счет идет на минуты. Конечно, Федор повез Свету в то место, где пытал и убивал ее подруг. По-видимому, Маринка понадобилась ему только для приманки.
На поиск ушло полтора часа. Только четвертый адрес дал необходимый результат. На недостроенном заводе за городом было обнаружено подвальное помещение с орудиями пыток и следами совершенных здесь убийств. Паша быстро определил, что последний раз сюда приходили не меньше месяца назад.
Через полчаса Седов был на дороге, ведущей в Остюковку. Но было уже слишком поздно.
Света ненадолго очнулась. Она не могла говорить, но и не чувствовала боли. Ей только стало пронзительно ясно, что сейчас, именно сейчас, придет смерть. В первую минуту осознания она испугалась, как пугается всякое живое существо своего перехода в неживое. Но потом инстинкт подсказал ей, что ее тело уже не сможет восстановиться. И если даже жизнь останется в теле, то это будет хуже смерти. Она приняла неизбежное.
Попыталась последний раз увидеть свет, но слизистая глаз была воспалена от дыма и слезилась, размывая все вокруг. Тем не менее, она различила рядом с собой склоненную рыжую голову. Ей стало чуть легче, не так одиноко умирать. Она с облегчением закрыла глаза, пожалев только, что не может сказать что-нибудь утешительное единственному человеку в мире, который любил ее по-настоящему. Подумала о дочери, попрощалась с ней, успокаивая себя мыслью, что на будущем Маринки, о котором так переживала, ее смерть не отразится. Отпустила от себя жизнь, ее заботы, тревоги, ощущения, вкусы и запахи.
О Феде она не вспомнила, будто и не было никогда Злого Ангела. Перед лицом смерти он стал чем-то неважным, давно прощенным, далеким и пустым, как высушенный морской конек.
А за минуту до умирания волшебная машина времени по имени память отправила Свету в один счастливый вечер десять лет назад. Последний вечер пятерых.
LE MESSE NOIRE
— А теперь, дорогие ведьмы и колдуны, — заорал диск-жокей со своего места возле сцены, — а теперь — свальный грех!
В зале, украшенном белыми пантаклями, нашитыми на черные драпировки и набитом уже прибалдевшей молодежью, завопили, засвистели, заулюлюкали. «Black Sabat» взорвали роком воздух и черно-красная толпа сладостно и дико впала в ритмичное безумие. На авансцену выскочили трое — две полуголые ладно сбитые девки и плюгавый парень, державшийся весьма уверенно и раскованно. Из углов тянуло анашой, в женском туалете валялось три использованных шприца. За сценой, во мраке задника пошли в ход презервативы.
Пятеро девчонок, стоявшие у самого выхода из Ада, так сказать, в Чистилище, одинаково брезгливо поморщились после выкрика диск-жокея:
— Идиот, как все мужики, — сказала Геля беззлобно.
— Все испортил, — подхватила Соня.
— Ну, что мы можем сделать! — Света сдалась еще до боя, а теперь только искала оправдания.
— Вообще дурацкая идея! — морализировала Ира.
— Хреново! — откликнулась худенькая Наташа. — Но уже ничего не изменить. Пошли танцевать!
Предложение, несмотря на все «фи!» и «фу!» было принято, и недовольная пятерка ввинтилась в бушующее море студентов. Они продвигались, ища свободное место, чтобы развернуть свои танцевально-эротические таланты, а со всех сторон им кричали:
— Классно!
— Здорово придумали!
— Молодцы!
Наташка, поймав сумрачный взгляд Светы, скорчила рожицу и показала ей язык. Это означало: «Смотри, а все довольны!». Светка, не выдержав, фыркнула и рассмеялась. Соня, увидев пантомиму и понимая, что сквозь грохот рока прорваться не удастся, обняла за плечи Гельку и Ирку. Геля подняла высоко вверх правую руку и махнула ею вниз, жестом «да пошло оно все!». Все засмеялись и стали танцевать. Настроение постепенно приходило в норму.
Конечно, они расстроились, когда их идею размазали по панели всем пятым курсом исторического факультета Гродинского Государственного Университета. Идея была Светкина: сделать костюмированную инсценировку черной мессы. Так, как это было в средние века. Так, как она описывала это в своем дипломе со всей бутафорией и максимальной приближенностью к реалиям четырнадцатого века. Перед проведением этой мессы планировалось разьяснительное мероприятие, то есть пространная лекция. На мессу приглашались все студенты фака и после намеревались устроить шабаш, плавно перетекающий в дискотеку.
— Ты спятила! — сразу же последовала реакция Иры. Она была воинствующей христианкой православного толка и взялась писать диплом по «Молоту ведьм» с исключительной целью доказать преимущества восточной церкви над западной.
— Это должно быть исключительно женское мероприятие! — высказалась Геля. Ее диплом был посвящен теме женского образа в «Молоте ведьм» и в средневековье, в целом.
— Ну, пойдет, только если все исторические детали будут соблюдены! — таким было мнение Сони, специализировавшейся на средневековом менталитете, отображенном в «Молоте», как историческом источнике.
— Надо добавить трапезу, согласно обряду. Сонь, а что ведьмы ели? — у Наташки диплом был посвящен теологическим вопросам. Она уже завязла в них по уши, но как-то продиралась сквозь муторные изречения Фомы Аквинского и Блаженного Августина. Ей всегда удавалось найти для себя неудачное место приложения сил.
— Нежненькое мя-яско некрещеных младе-енчиков! — утробно взвыла Соня, подражая плачу малютки-привидения.
Все развеселились, заоблизывались, плотоядно зачмокали и мечтательно закатили глаза.