Я, Мона Лиза
Шрифт:
Леонардо поднял на меня взгляд и задумчиво потер подбородок, словно там все еще росла борода.
— Не стоит делать выводы из прочитанного, — наконец произнес он, — это для вас опасно.
— Разве я ошибаюсь?
— Я так отвечу на ваш вопрос: это не важно. Важно лишь одно — ваша безопасность.
— Мне все равно, — ответила я. — Скоро вернется Пьеро. Он собирает армию. А когда он будет здесь, то все изменится.
— Возможно, он действительно собирается вернуться. А может быть, и нет… Вы, в самом
Он хотел еще что-то сказать, но я его опередила:
— Все это началось давным-давно, разве нет? При Лоренцо.
Леонардо заморгал, и я поняла, что он недоволен и старается сдержаться.
— Лоренцо совершил трагическую ошибку, дав волю своей ненависти, когда убили его брата. Последствия этой ошибки преследовали его перед смертью. И даже после его смерти они сказываются на его сыновьях. Вопрос в том, можно ли разорвать цепь насилия.
— Вы ведь знаете, кто я, — сказала я. — Вы сообщили об этом Лоренцо. В тот вечер во дворце Медичи, когда показывали мне скульптуру Джулиано, вы подали Лоренцо знак.
Леонардо вскинул брови.
— У вас чересчур острый глаз, мадонна.
— А… мой Джулиано знал?
— В то время, когда вы вышли за него, — нет, но… — Он оборвал себя на полуслове. — Вам следует соблюдать осторожность, не выказывать своих чувств. — Он вновь поднял кисть, а затем произнес очень тихо, словно обращаясь к самому себе: — Иногда я сожалею, что вы наткнулись на Салаи той ночью.
— Я буду, осторожна, меня не поймают.
— Может, и так. Теперь я понимаю, что вы столь же умны, как ваш отец. Слишком умны. И вновь я попрошу вас не раздумывать долго над тем, что узнаете. Иначе вас могут обнаружить, и это будет стоить вам жизни. Понятно?
— Я умею держать язык за зубами, — чуть резковато ответила я. — Сами говорите, что я умная. Никто меня не поймает. В конце концов, я живу с человеком, которого презираю, и он до сих пор не догадывается о моих чувствах.
— А вот я догадался. Я увидел это по вашему лицу, в каждом вашем жесте. Кто может поручиться, что и другие этого не заметили?
Я примолкла.
— Ну вот, все равно мрачные разговоры делу не помогут. — Он заговорил мягче: — И что хуже — из-за меня вы перестали улыбаться. Я знаю, что вы мудры и будете осторожны. Давайте поговорим о чем-то более веселом. Например, о вашем сыне. Уверен, он пошел в вас.
Его слова произвели нужное воздействие: я вспомнила Маттео и сразу смягчилась.
— Он растет не по дням, а по часам, — с гордостью заявила я. — И ползает так проворно, что я иногда бегом за ним не поспеваю. И он похож на меня. Темноглазый, с густыми длинными ресницами, полными губами, совсем как у его бабушки… Когда я смотрю на сына, то вижу, конечно, и его отца… у него такие же мягкие и курчавые волосы.
Леонардо оторвал взгляд от мольберта и едва заметно улыбнулся.
— А
— Что я?
— Когда вы смотрите на меня, то видите моего отца? Моего настоящего отца?
Леонардо помрачнел, я ничего не могла понять по его лицу. Наконец он ответил:
— Вижу. Но в большей степени я вижу вашу матушку. В вас та же легкая печаль, которую я заметил в ней, когда…
— Так когда? Вы встречались с ней не во дворце Медичи, а в другом месте?
Леонардо заморгал и потупился. Потом, глядя на портрет, а не на меня, ответил:
— Я встречался с ней вскоре после смерти Джулиано. В Санто-Спирито.
Я подалась вперед, заинтригованная.
— А что вы делали на другом берегу Арно? — Он пожал плечами.
— У меня были заказы по всему городу, во многих церквях. Я собирался поговорить с настоятелем-доминиканцем о росписи алтаря для одного придела…
— Она что, молилась, на мессе?
— Месса к тому времени закончилась, и она выходила из церкви. Мужа с ней не было, а была служанка…
— Дзалумма.
— Это у нее такие поразительные волосы? Мне тогда очень хотелось их нарисовать… Да, с ней была служанка. Ваша матушка как раз носила вас под сердцем.
Я слушала как завороженная.
— Как она выглядела?
— Она была очень красива. И сломлена, — тихо ответил он. — Сломлена, но в то же время в ней жила надежда. Думаю, вы давали ей силы жить дальше.
Я отвернулась к заклеенному бумагой окну, пропускавшему тусклый свет.
— Простите, — сказал Леонардо, снова взглянув на меня. — Я не хотел вас расстраивать.
Я пожала плечами, по-прежнему пялясь на окошко.
— Я все время спрашиваю себя, позволено ли ей было пойти на похороны Джулиано.
— Остановить ее было невозможно, — ответил художник с таким неожиданным жаром, что я невольно повернула голову и уставилась на него.
— Так вы видели ее там?
— Да, — ответил он и зарделся.
Я подумала об этих двоих, встретившихся у могилы Джулиано, — двух людях, любивших одного и того же мужчину, — и невольно задалась вопросом, а знала ли мама о чувствах Леонардо и вообще, говорили ли они об этом. Я хотела спросить еще кое о чем, но Леонардо осторожно вернул кисточку в плошку с маслом и вышел из-за мольберта.
— Прошел почти час. Я не осмеливаюсь задерживать вас долее, — твердо заявил он. — Мадонна, мне придется на какое-то время вернуться в Милан. У меня есть обязательства перед моим покровителем, герцогом, а еще я должен выполнить заказ: написать «Тайную вечерю» для трапезной…
— Так вы уезжаете?
Я не сумела скрыть своего разочарования и поднялась. Сырой черный плащ Салаи соскользнул с моих плеч на стул.
— Разумеется, я вернусь, хотя пока точно не знаю когда. А Салаи остается здесь. Вы продолжите свое дело, как раньше, только теперь будете сообщать о содержании писем ему. А он потом все передаст мне.