Я, Мона Лиза
Шрифт:
— Да, Маттео. — Я зарделась.
— Хорошее имя. Малыш здоров?
— Еще бы! — с пылом воскликнула я. — Он все время ест и никак не наестся. И беспрестанно шевелится, если только не спит…
— Он похож на вас?
— Думаю, да. Сейчас глаза у него голубые, но совсем скоро, я уверена, потемнеют. И у него такие густые мягкие волосики, все в маленьких кудряшках — я иногда пальцем закручиваю у него на макушке одно большое колечко…— Я запнулась на полуслове. У Франческо глаза были светло-голубые, волосы абсолютно прямые. Я чуть не призналась, что мой сын похож на своего отца — с курчавыми волосами и темными глазами. Еще немного — и я бы описала милую ямочку у него на щечке — совсем как у Джулиано. — А вам,
По его лицу ничего нельзя было прочесть.
— Так и есть. Я приехал во Флоренцию ненадолго, отдохнуть.
— И вы привезли меня сюда, со всеми этими тайными ухищрениями, для того чтобы…
Леонардо ничего не ответил, потому что в эту минуту появился Салаи, в руках у него был поднос с вином, сыром, орехами. Художник поднялся, принял у него поднос и отправил прочь, потом понес угощение к длинному узкому столу, занимавшему почти всю стену за нашими спинами. Ему с трудом удалось расчистить место для подноса.
Я обернулась, собираясь предложить ему помощь, но была так очарована увиденным, что поднялась и подошла поближе. На столе лежали широкие деревянные ножи с длинными заостренными лезвиями, ворох серо-белых шкурок горностая, испещренных дырками: шерстинки оттуда были тщательно выдраны и сложены горкой рядом с парой ножниц. Тут же лежали кучки перьев: больших и темных — грифовых, посветлее — гусиных, маленьких, тонких — голубиных, а еще полупрозрачная свиная щетина. В конце стола стояла накрытая тряпицей деревянная лохань с потеками извести, пол под ней был забрызган белыми пятнами. А рядом разложены аккуратными ровными рядами маленькие шарики краски — белой, черной, желтоватой и розовой. Они сохли на ткани возле большой ступы с пестиком, на дне которой виднелись несколько крошечных осколков блестящего малахита. Тут же я увидела большую плитку красного камня с горкой желто-коричневого порошка и жернов размером с ладонь, а еще тонкий деревянный шпатель с заостренным краем и не до конца готовые кисти: у пера грифа был отрезан кончик, а в полость ствола аккуратно вставлены свиные щетинки, прочно закрепленные вощеной нитью. Я увидела несколько очень тонких веретенообразных деревянных палочек, одна из которых была вставлена в ствол пера, с тем, чтобы тот выдержал любой нажим художника.
— Так это студия, — восторженно сказала я, ни к кому не обращаясь.
Леонардо поставил поднос, посмотрел на меня с удивлением и налил вина в бокал.
— Некоторым образом. Я здесь обосновался временно. В Милане у меня все устроено гораздо лучше. Не стесняйтесь, осмотритесь хорошенько, потрогайте что хотите, прошу вас.
Я, затаив дыхание, потянулась к наполовину законченной кисти, у которой не хватало ручки. Ее сделали из общипанного голубиного пера, мастер аккуратно вставил белые ворсинки горностая в срезанный ствол и подстриг их, добившись необычайно тонкого кончика. Я дотронулась до шелковистого острия пальцем и улыбнулась. Таким инструментом можно было нарисовать мельчайшую деталь — один волосок или ресничку.
Я присела и указала на шарики краски, поразительно однородные.
— А как это делается? И как используется? Художник отставил бокал и начал наполнять второй. Мои расспросы ему понравились.
— Видите охру на порфире? — Он указал на горстку порошка на плитке красного камня. — Лучшую охру можно найти в горах. А эту я отыскал в лесах недалеко от Милана. Там, если покопать, можно обнаружить жилы белого пигмента, охры обыкновенной и красной охры всех оттенков, от совсем темной до коричневато-красноватой. Минерал много раз промывают, затем тщательно размалывают, пока не получают блестящий чистый цвет. Затем подмешивают льняное масло или воду и высушивают. Вот этот черный цвет —
— А это что, тоже красная охра? — Я показала на розовый шарик.
— Да, такой цвет получается из смеси белой извести и самого бледного оттенка красной охры. Такой краской рисуют человеческую плоть. Когда мне нужно, я смешиваю сухой кусочек с льняным маслом. — Он помолчал и как-то странно взглянул на меня — с любопытством и робостью. — Я знаю, у нас есть что обсудить, мадонна. Но я надеялся…
Он протянул мне бокал вина. Я слишком нервничала, чтобы угощаться, но все равно приняла бокал из вежливости и даже сделала глоток, чтобы художник чувствовал себя свободно и тоже выпил. Леонардо символически пригубил вино из своего бокала и присел.
— Я надеялся, что мы немного расслабимся, прежде чем коснемся серьезных тем. А еще я надеялся, что вы согласитесь попозировать мне хотя бы чуть-чуть для первого раза.
— Попозировать?
— Для вашего портрета.
Я недоверчиво расхохоталась.
— Какой в этом смысл? Лоренцо мертв, а Джулиано… — Я не договорила.
— И все же я хотел бы закончить работу.
— Наверняка у вас есть какая-то другая причина, помимо чувства долга перед умершими.
Он не сразу ответил. Повернулся к слепому окну, окрасившему черты его лица и волосы желтоватым светом. Глаза у него были прозрачные, как стекло, почти бесцветные, наполненные лишь светом.
— Я видел мадонну Лукрецию, — произнес он так тихо, что я не была уверена, правильно ли расслышала.
— Что это значит? Вы знали мою маму?
— Я был с ней знаком. В то время она и ваш… ее муж, мессер Антонио, были частыми гостями во дворце Медичи. До того, как она занемогла. Мессеру Антонио меня так и не представили — он человек стеснительный, почти всегда оставался в саду или на конюшне, где разговаривал с конюхами. Но на банкетах мне дважды выпадало сидеть рядом с вашей матушкой. И я беседовал с ней во время карнавальных праздников. Она, как и вы, умела верно судить об искусстве, понимала его, разбиралась в тонкостях.
— Да. — Я не могла отвечать громко, потому прошептала: — И поэтому она часто бывала во дворце Медичи?
Он медленно кивнул.
— Лоренцо был увлечен ею — по-дружески. Разумеется, он демонстрировал ей свою коллекцию. Для него было очень важно ее мнение. Она была родом из семьи, которая всегда дружила с Торнабуони — родственниками Лоренцо по материнской линии, — именно потому они и познакомились. А благодаря Лоренцо она познакомилась с Джулиано.
Она… Наверное, всем было известно, что у нее с ним роман?
Леонардо потупился.
— Нет, мадонна, ваша матушка была женщиной величайшей добродетели. Я искренне полагаю, что они с Джулиано… — Он замолчал и, к моему удивлению, раскраснелся.
— Вы не верите, что они были… вместе… пока не… — подсказала я, вовсе не желая смущать его, просто я слишком много лет ждала, чтобы узнать правду о жизни мамы.
Он поднял глаза, но по-прежнему не смотрел мне в лицо.
— Ночью накануне убийства Джулиано я видел ее на виа де Гори, прямо перед дворцом Медичи. Она собиралась встретиться с любимым и вся сияла от счастья. Свет тогда был… очень слабым и нежным. Она вышла из сумеречной тени, и я… — Голос его осекся, он не знал, как передать то, что тогда увидел — нечто мимолетное и непостижимое. — Все казалось расплывчатым, черты лица сливались с воздухом, не было четких линий. Она вышла из темноты, но все же не отделилась от нее, не отделилась от неба, от улицы, от домов. Мне показалось тогда, будто… она существует вне времени. Это было поразительное мгновение. Она стала тогда не просто женщиной, а святой, ангелом. И свет был… удивительный. — Он замолчал и тут же заговорил по-деловому: — Вы должны простить меня за этот глупый бред.