Я, Мона Лиза
Шрифт:
— Ну, вот все и кончилось.
LXVII
Мы вернулись домой, и в тот день Франческо больше никуда не выходил. Он приказал закрыть и запереть ворота и поставил в качестве охраны конюхов, вооруженных мечами, затем удалился в свой кабинет, откуда не вышел даже на ужин.
Отец тоже не приехал ужинать, что меня взволновало. Мы с ним не виделись уже несколько дней, но в тот вечер Франческо запретил кому-либо покидать дом. На нашей улице, к счастью, было тихо, но на западе, в районе монастыря и церкви Сан-Марко, я
В то утро Изабелла с нетерпением ожидала вместе с прихожанками Сан-Марко новостей о том, чем закончилось Испытание огнем. Они места себе не находили, но только из любопытства, а не от избытка веры. Потом она рассказала, что Савонарола по приезде заявил прихожанкам, будто францисканцы так долго затягивали начало испытания, что прогневали Господа и тот наслал на них бурю. Прихожанки выслушали рассказ с большим недоверием, которое только усилилось, когда вернулись их мужья, разъяренные поведением проповедника. По словам Изабеллы, прихожане затеяли драку с монахами, и она, испугавшись, поспешила уйти.
На следующий день было Вербное воскресенье. Франческо в церковь не пошел, а снова предпочел остаться дома и нам велел последовать его примеру. В этот день, однако, он принимал визитеров, всех в разное время. Ранним утром явился глава «плакс», Франческо Валори, и разговаривал с мужем наедине в его кабинете; он пришел и ушел с одним и тем же застывшим на лице изумлением, как у человека, обнаружившего, что все его золото превратилось в песок. Вторым посетителем был молодой посыльный с письмом; мой муж заявил, что сам отнесет ответ кому надо.
Третьим был видный представитель «беснующихся», Бенедетто де Нерли. Он появился вечером, после ужина, извинился за столь поздний визит, но сказал, что у него настоятельная необходимость поговорить с мессером Франческо.
Муж принимал его в нашей большой гостиной. Я услышала суматоху и спустилась, но меня не пригласили присоединиться к мужчинам, поэтому я задержалась у приоткрытой двери и подслушала разговор, радуясь, что голос у Бенедетто низкий и зычный и произносит он слова очень четко.
— Я принес плохую новость, — начал он. Франческо отвечал ему с ноткой сарказма:
— По-моему, ситуация и без того хуже некуда.
Бенедетто пропустил его замечание мимо ушей и спокойно продолжал:
— «Плаксы» лишились своего предводителя. Сегодня вечером погиб Франческо Валори.
Наступила тишина. Видимо, мой муж обдумывал услышанное.
— Как это случилось?
— Он пришел на вечерню в Сан-Марко. Группа головорезов прервала службу и пригрозила сжечь его дом. Началось что-то безобразное, они схватили его, но ему удалось вырваться и убежать. Добравшись домой, он спрятался в шкафу. Но головорезы шли за ним по пятам, ворвались в дом и застрелили его жену в голову из арбалета. Потом они отыскали Валори и поволокли его в синьорию…
— Очень глупо, если они хотели причинить ему вред, — перебил муж. — Как раз в синьории он и мог скрыться.
Бенедетто резко изменил тон, заговорив холодно:
— А может быть, и нет. — Он помолчал, давая время своему слушателю осмыслить сказанное. — По дороге в синьорию они наткнулись на Виченцо Ридольфи и Симоне Торнабуони…
Имена были мне знакомы. Речь шла о родственниках двух обезглавленных — Лоренцо Торнабуони и Николо Ридольфи.
— …Вряд ли можно винить этих людей за желание отомстить Валори, добившегося казни для их родных. Они вышли на улицы по примеру многих, кто надеется на арест Савонаролы. Торнабуони захватил с собой садовые ножницы…
Я закрыла глаза.
— …И раскроил ими череп Валори, пока Ридольфи кричал: «Тебе больше никогда не править!» Насколько я знаю, тело Валори до сих пор валяется на улице.
— Зачем вы все это мне рассказываете? — спросил Франческо.
Я ожидала услышать в его голосе холодность и раздражение, но различила лишь намек на обреченность.
— Как вам известно, синьория раскололась пополам, разделившись поровну между вашей и моей партиями. Если это равновесие и впредь сохранится, мы не найдем законного пути урегулировать ситуацию с Савонаролой. Вопрос разрешится сам собой на улицах, с кровопролитием, и очень многие пострадают. Но если…
Муж снова не дал ему договорить.
— Но если только один приор-«плакса» изменит своим убеждениям и перейдет на сторону «беснующихся»…
— Вот именно. Тогда справедливость будет быстро восстановлена, и мы сохраним многие жизни.
— Мессер Бенедетто, — произнес муж с той же теплой любезностью, с какой говорил с любым почетным гостем, — я подумаю над тем, что вы сказали. И дам вам ответ утром, когда соберется синьория.
— Но не позже, — твердо сказал Бенедетто.
Я услышала в его голосе предостережение и очень обрадовалась. Я хотела, чтобы фра Джироламо сгорел в огне. Мало того, я хотела, чтобы и Доменико сгорел вместе с ним.
Утром в понедельник муж сказал мне, чтобы я велела слугам подготовить дом для приема важного гостя, который остановится у нас на несколько недель, а потом отправился в синьорию. На улицах стало поспокойнее благодаря тому, что порядок поддерживали небольшие вооруженные отряды из соседних городов, но все равно Франческо поехал не один: вместе с Клаудио его сопровождали двое вооруженных слуг.
Я осталась, словно заточенная, в доме, лишившись возницы. Мы с Дзалуммой всегда могли отправиться, куда нам нужно, верхом в случае крайней необходимости, но было бы безопаснее взять с собою кого-то из мужской прислуги — однако это только в обычное время, а не в такое неспокойное, как теперь. Тем более что у слуг, выполнявших приказ Франческо подготовить дом для нашего гостя, дел было невпроворот.
Я нервничала из-за того, что не могла повидаться с отцом, и потому решила, что, как только Франческо вернется, настою на своем, и поеду к отцу, удостоверюсь, что он здоров. Я уже представила предстоящий разговор с мужем: он откажет мне, заявив, что это небезопасно, а я буду настаивать, сказав, что возьму в охранники Клаудио и еще двух вооруженных слуг.
Мы с Дзалуммой забрали Маттео из детской и вышли с ним в сад, так как день стоял чудесный. Мы бегали за малышом и смеялись, а еще я крепко брала его за ручки и крутила вокруг себя.