Я нарисую симфонию неба
Шрифт:
И с видом хозяйки положения, напевая под нос «Не ловил он мышей, его гнать бы взашей, но красив был, подлец, чрезвычайно», 9 Ксюха потащила сопротивляющуюся Альбину в ванную.
Когда вернулись в комнату, в голове мелькнуло:
«Сговорились».
Окно закрыто, кровать заправлена, с пола исчезли обрывки бумаги, а на столике, вместо недопитого бульона, стоял букет мимозы в пузатой глиняной вазочке. Рядом – две чашки из праздничного сервиза и блюдца с кусками торта. Нежное безе, окруженное сливочным кремом и жареными орешками. Рот моментально наполнился слюной.
9
«Мартовский кот», слова и музыка Александра Иванова
«Так нечестно! Любимый десерт в ход пустили», – Альбина засунула руки в карманы халата и прислонилась к стене у двери.
Ксюха, мурлыкая под нос, подошла к шкафу. Сняла с плечиков платье, разложила на кровати, расправив рукава и подол.
– Че стоишь, как не родная, стены подпираешь? Щас все слопаем, будем примерять твою обнову, – цокая каблучками, прошествовала к дверям. – Я за чайком. Садись и жди!
Альбина не понимала, как вести себя. Внутри сцепились две Альбины. Первая хотела сдаться, выпустить себя из затвора в привычный уютный мир. Мир, всегда согревавший, как тонкая шерстяная шаль. Заботливо и ненавязчиво. Ксюха. Мама с папой…
Папа. Веселый громкоголосый отец с детства казался Альбине добрым великаном из сказки. Умел любую беду превратить в «просто неприятность». Он учил, что все в жизни для «опыта и пользы». И люди, и события. Ничего случайного не происходит. Любил повторять: «Человек сам на себя может напялить очки: один от солнца прячется, другой в розовых до пенсии ходит, а мы с тобой, Алька, – из породы радужных! Вот и смотри на жизнь сквозь семь цветов!»
В голове возникла картинка: вместе с папой, как бравые солдаты, они размахивают грозным оружием – кисточками размером с ружье, – окунают их в ведерки с красками и размалевывают все, что видят: машины, заборы, деревья, дома… Особенно старались разрисовать пресные лица прохожих. Добавляли счастливые улыбки, очаровательные веснушки и смеющиеся глаза.
Альбина тяжело вздохнула. Где взять такую кисть, которая сможет закрасить черную как сажа, тяжесть на душе? Отрешенно прошла к кровати и легла. Покосилась на букет. Мимоза – любимые мамины цветы. Отец всегда покупал их на восьмое марта. Терпкий сочный аромат.
«Пушистые цыплята», – Альбина коснулась пальцем нежной пыльцы.
Мама. Всегда обеспокоенная чистотой и порядком. Такая родная, надежная. Ее деловитость и излишняя опека часто раздражали, но сейчас Альбине даже не хватало ее ворчливости.
И Ксюха. Ее шебутная Ксюха. Почти как сестра. Она умела разводить руками любые тучи…
Вторая Альбина с издевкой усмехалась над мыслями первой:
«Посмотри на себя, размазня манная! Захотелось ей на родительском плече поскулить».
Альбина махнула рукой, отгоняя проснувшегося бесенка, но он не исчез, а лишь усилил прыть: «За пазухой решила спрятаться? А бедный Симеон в чем виноват? Если бы не ты, он был бы жив!»
Альбина зажмурилась и села на кровать. Затрясла головой, силясь скинуть пакостника, который чувствовал себя в ее голове, как дома.
Ксюха ввалилась, открыв дверь ногой. В одной руке чайник, в другой – тарелка с фруктами.
– Витамины в студию! – прикрыла попой дверь, и со стуком поставила все на столик, присев на стул перед кроватью. – Хочешь, на кухню пойдем: там маман твоя стенает, ждет дочурку?
Альбина молчала.
– Я, конечно, шибко извиняюсь, но может, ты хоть мне скажешь, что стряслось? – Ксения смотрела в упор сквозь козырек наклеенных ресниц. – Мне-то можно, я ж не они! – кивок в сторону закрытых дверей.
Альбина взяла кусок торта, запихнула его в рот целиком и принялась жевать.
– А-а… – протянула Ксения, – в этой серии героиня пытала себя по-киевски. – Разлила чай по чашкам и начала громко прихлебывать.
– Хватить чавкать! – не выдержала Альбина. – Раздражаешь.
Изо рта выпал кусок.
Ксюха вытянула губы трубочкой и шумно втянула чай:
– Горячий, зараза!
Альбина принялась за виноград. Еда – отличный повод заткнуть Ксюху и молчать самой. В дверь постучали. Альбина замерла. Вошла мама.
– Все в порядке у вас? – на улыбающемся лице выделялись заплаканные глаза.
– Ага, все чики-пуки, Ольга Львовна. Пациент скорее жив, чем мертв. – Ксюха подмигнула Альбине. Та отвернулась.
– Ну, не буду мешать, – мама тихо вышла.
– Видишь, какой ты шорох своими истериками навела? – Ксюха сдвинула брови. – На себя пофиг, о родителях подумай: маман вон осенью с сердцем лежала в больнице. Забыла уже?
Альбина заерзала:
– Отстань от меня. – положила гроздь винограда на тарелку, встала и подошла к окну.
Вспомнила вчерашний переполох, и стыд полыхнул жаром по щекам. Стыд перед родителями, соседями, Ксюхой, тетей Зиной и всем миром. Неловкость и жалость к себе проснулись и требовали покормить их болтанкой из свежих мыслей. Сжала зубы и тяжело вздохнула.
– Так, – Ксюха загромыхала посудой, – хватить сопли жевать. Стул ставь сюда.
Альбина хотела возразить, но как представила, что сейчас начнется, решила не рисковать. Взяла стул, стоявший у кровати, и поставила на середину комнаты.
– Халат снимаем, лифчик надеваем, – Ксения копалась на полках шкафа. – Где он? А, вот! – швырнула бюстгальтер и попала прям Альбине в лицо. – Соррян, не хотела задеть вас, мисс Печальная Панда. – насмешливо подняла руки.
– Сама ты панда! – огрызнулась Альбина.
– Я? Не-е-а, это у тебя черные пятна под глазами, будто ты веки местами перепутала, прежде чем накрасить.
Альбина шумно засопела, а Ксюха хмыкнула и протянула платье:
– Едет, едет паровоз, две трубы и сто колес, две…