Я научу тебя любить
Шрифт:
— Хорошо. Что говорила? — взяв в руки телефон, по-прежнему хмурый Корней посмотрел на Аню. Попытался улыбнуться в ответ на ее чуть смущенную улыбку, но получилась скорее гримаса.
— Спрашивала, как у нас дела. Ты же толком не рассказываешь, как я поняла…
Аня передернула плечами, внимательно следя за реакцией мужчины.
Он, конечно же, не трепался часами с родителями о собственных успехах и неудачах. Несколько раз, став свидетельницей его разговоров с мамой, Ане без преувеличения хотелось подойти и треснуть…
Потому что сухо и даже будто нехотя… Выдавил
И пусть понятно, Алла давно привыкла к такой манере сына, но Ане становилось обидно за то, что у нее такой… Сложный… Ребенок.
У которого всегда «все нормально, ничего нового».
Слыша это, Аня вздыхала здесь — в Киеве. Алла — там, в Днепре. Но в чем-то его не переломить. Даже пытаться смысла нет.
Правда о помолвке они, конечно же, рассказали. Это однозначно было важное событие. Да и Корнею было понятно — Аня не воспримет его логику о том, что просто сообщить по факту, когда это случится, не такой уж плохой вариант. Для нее — плохой. Она по-прежнему хочет, чтобы он каждый день… Каждый час… Каждую минуту… Доказывал, что она — самая любимая, желанная, единственная. Просто самая…
— Ты рассказала? — Корней спросил, поднимая взгляд от экрана телефона не нее, пряча мобильный в карман куртки, Аня кивнула.
Поставила чашку рядом с кофемашиной, прошла по коридору, потянулась к губам Высоцкого, поцеловала коротко.
Сегодня была суббота. Довольно рано. Но ему нужно уехать. Он не уточнял, зачем. Да она и не спрашивала. Скорее всего по работе. Собиралась потратить время с пользой — заняться университетскими домашними. Была мысль, чтобы он по дороге забросил ее к ба, а потом забрал, как закончит, но и от этой идеи пришлось отказаться — Зинаида сказала, что не получится…
— Да. Сказала, что ты много работаешь. Они приглашают на Пасху к ним. Я сказала, что… Про Грецию сказала, а потом подумала… А может мы вместе? Познакомимся лучше. И бабушка познакомится. Я знаю, они поладят. И всем хорошо будет… Предложила. Твоя мама сказала, что они подумают и скажут в ближайшие дни. Зря это сделала?
Аня спросила, пытаясь прочесть ответ во взгляде Корнея, который блуждал по ее лицу, будто вновь в поисках чего-то. Нахмурилась немного, пытаясь отмахнуться от тревоги, видела, что он закрывает глаза на миг, сглатывает, потом снова смотрит, но уже вроде как обычным своим взглядом. Не этим — заставляющим сердце ускоряться.
— Правильно сделала, зайка. Моим родителям нужен хоть один нормальный ребенок. Ты — идеальный. Если они согласятся, отправлю вас толпой. У отца есть права и опыт. Они любят покататься по Европе. Снимем виллу. Возьмете тачку. Не просто в гостинице отсидите, а посмотрите всякое. Без нафталинового экскурсионного автобуса. По-человечески. В своем темпе. Я постараюсь хотя бы на пару дней тоже прилететь.
Аня начала расцветать еще на первых словах, а услышав последние — будто взорвалась счастьем. Не сдержалась, обняла Корнея, снова целоваться полезла, прижимаясь ближе, когда мужские руки придерживают за талию…
— Я очень хочу вот так… Очень-очень, Корней…
Он наконец-то улыбнулся, Ане разом стало на несколько градусов теплее.
Безумно хотелось, чтобы его сложности побыстрее закончились. В Грецию толпой хотелось. Бабушка ведь согласилась в конце концов. И Высоцкие согласятся, Аня не сомневалась. И Корней действительно вырвется.
— Опаздываю, Ань.
Они могли вот так стоять, обнявшись, еще долго, но Корней снял руки, отступил, прижался на мгновение ко лбу, окинул еще одним взглядом…
— Ты у меня умница.
Сказал зачем-то, смутив, а потом вышел из квартиры.
Аня же вернулась на кухню, снова взяла чашку, села на стул. Пила, улыбалась, чувствуя себя невероятно счастливой…
Анфиса приехала в Киев, как и предупреждала Зинаиду. Не струсила. Не передумала. Не нашла в себе… Совести и жалости.
Играла в «заботливую мать». Корней знал это из того, что рассказывала старшая Ланцова. Каждый раз, звоня, спрашивала, а что там Анечка… Ждет ли… И каждый же раз вроде как оскорблялась, когда Зинаида старалась дать понять: к Ане ее никто подпускать так просто не собирается.
Не заслужила. Даже не пыталась заслужить, честно говоря.
Анфиса долго вытягивала из матери новый адрес, куда ей ехать-то… И очень обиделась, когда Зинаида предложила решить вопрос самостоятельно, сняв жилье, где считает нужным.
Не хотела пускать в свой новый дом не только потому, что тут же стало бы очевидно — им такое не по карману, значит, кто-то помог, а потому что… У всего есть предел. Анфиса его перешла. Прощать за то, что сделала, уже нельзя. Закрывать на это глаза. Делать вид, что точек невозврата не существует. Что человек всегда может измениться, исправиться. Позволять себе заблуждаться в искренности относительно целей, с какими приехала…
В это все Зинаида уже не верила. А Корней и вовсе не верил никогда.
Ему Анфиса не звонила. Он понимал — это временно. После встречи и обозначения собственных намерений все изменится.
А обозначить он собирался предельно четко. Ни секунды не сомневаясь, что его вариант — лучший из возможных. Поэтому…
Заехал за Зинаидой. Они даже не поздоровались толком, просто кивнули друг другу. Практически в полной тишине же ехали до оговоренного кафе.
Корней был до невозможности собран. Зинаида — до нее же волновалась. Она тоже очень-очень давно не видела дочь. Она не была готова к этой встрече. После всего — не была. Но понимала, что ради Ани… Должна. Быть жесткой и честной.
— Вы предупреждали, что будете не одна?
Корней спросил, уже когда они вышли из автомобиля.
— Да. Я сказала, что буду… С человеком.
Зинаида ответила, Корней кивнул.
— Она не спрашивала, с кем. Может… Может прекрасно все и без меня узнала…
— Посмотрим, — Корней произнес, глядя на закрытую пока дверь кофейни. Он чувствовал себя хладнокровно, но на глубине все равно клокотало.
Женщина, встреча с которой предстояла, не заслуживала ни доброго слова, ни теплого взгляда. И насчет ее человеческих качеств обманываться не приходилось. Из-за необходимости говорить с ней, да просто смотреть… Становилось гадко.