Я не боюсь
Шрифт:
— Скажешь это феромагеру, который тебя убьет, — равнодушно ответил Тоби, заглушив мотор.
— Да кому я нужна! Прожила как-то до шестнадцати лет, и никто не тронул.
— Ну, во-первых, по негласным правилам, детей трогать запрещено. Только самый отъявленный зверь выпьет ребенка, — Тоби спрыгнул на землю и с наслаждением потянулся. Я села и обхватила колени руками, чувствуя, как болит каждая клеточка тела. — А во-вторых, — он вдруг упал на колени и схватил меня за шею свободной рукой, — какая разница, что
Я почувствовала головокружение, заглянув в его глаза. Трясущейся рукой Тоби поднес к губам сигару и втянул дым. Его лицо перекосило, словно от сильной судороги.
— Вы специально это делаете, — догадалась я. — Вы пугаете меня, чтобы получить эмоции! А говорили, что завязали с этим.
— Бывших феромагеров не бывает, — криво усмехнулся Тоби, — как и бывших наркоманов. Я — первый и единственный, кому это почти удалось, девочка.
Он толкнул меня на траву и поднялся, отряхивая брюки. Зажав сигару в зубах и заложив руки за спину, прошелся вокруг квадроцикла, запрокинул голову и посмотрел на небо. Успокаивался. Затем снова повернулся ко мне.
— В следующий раз, когда нападу, двинь меня между ног. Вот глупая, всему тебя учить надо.
— Двину, не сомневайтесь, — огрызнулась я.
— Хорошая девочка, — улыбнулся Тоби. — А теперь быстро встала и бегом!
— Почему вы и мистер Дружич все время называете меня девочкой? У меня вообще-то есть имя! — возмутилась я, поднимаясь.
Тоби завел мотор и пожал плечами.
— Ты просто очередная воспитанница. Зачем нам к тебе привыкать и учить твое имя? Рано или поздно ты уйдешь отсюда.
— Скорее бы, — процедила я сквозь зубы. — А то здесь все такие дружелюбные…
— Знаешь, как мы подружились с Вацлавом? — хмыкнул Тоби. — В драке. Он отбил у меня девушку, которую я собирался выпить. Ее звали Августина. Она была эмпатом — юная, свежая, сочная, совсем как ты. Помню, как бесился, что так и не попробовал ее.
— Могу представить, — съязвила я, но Тоби только улыбнулся.
— Она стала нашей первой воспитанницей. Вацлав был одержим идеей сделать из нее замечательную боевую машину. Он ведь рассказал о своей сестре?
Я кивнула.
— А так как я был взят им в драке в качестве боевого трофея, то предполагалось, что на мне Августина и будет тренироваться. Н-да, — лицо Тоби стало задумчивым. — Когда-то и я сидел в той клетке в кабинете Вацлава…
— Он же представил вас как старинного друга!
— Иногда дружба между мужчинами может начаться и с вражды. Знаешь, я ведь образованный
— А я думала, вы бросались на клетку и шипели, как сидящая в ней сейчас старуха.
— Бросался. Шипел. Но понимал, что это бесполезно. И тоже страдал от недостатка общения. Я ведь привык читать лекции, размышлять вместе со студентами, писать научные работы. А тут раз — и вакуум. Интеллектуальное бессилие.
Я перешла с бега на шаг, но Тоби, увлеченный рассказом, похоже, этого и не заметил, машинально тоже снизив скорость.
— Вацлав — эмпат. Когда он рассказывал историю гибели сестры, меня слегка питали его эмоции. Этого хватало, чтобы не совсем терять рассудок. Но чем больше он рассказывал о своей жизни, тем больше я видел ситуацию его глазами. Видел, каково быть эмпатом. И поэтому принял решение отказаться от своей сущности, — он развел руками. — Бывают же вегетарианцы? Чем я хуже?
— И вам это удалось?
— Как видишь, да, — Тоби немного помолчал, — ну или почти да. Здесь около десяти эмпатов на одного меня — любому будет трудно удержаться.
— А Августина?
— А что Августина? Она влюбилась в Вацлава и ходила за ним хвостом. Знаешь, в эмпата трудно не влюбиться. Он так искренне сопереживает, что буквально покоряет окружающих. Но ей ужасно не нравился я. И однажды Августина поставила Вацлава перед выбором: или он прогоняет меня, или она уходит.
— И что он выбрал?
— Что он мог выбрать? Мы к тому времени крепко подружились: прошло не меньше года. Вацлав видел, как тяжело мне дается отказ от энергии. В тот день, когда он выпустил меня из клетки, сказал, что берет всю ответственность на себя. Что если я кого-нибудь выпью, это будет ему уроком.
— Он не боялся, что вы выпьете его?
— Девочка, ты что-нибудь знаешь о дружбе? — Тоби бросил мне презрительный взгляд. — Неужели я похож на мерзавца, который предает друзей?
Я промолчала.
— А вот и нет! — продолжил он. — Каюсь, я подумывал выпить Августину, но она ушла сама. Представляешь? Вацлав столько в нее вложил! Надеялся, что она станет его верной помощницей, заменит ему погибшую сестру. Это был такой удар, когда утром мы обнаружили, что ни ее, ни денег, лежавших в кабинете Вацлава, нет.
— Она вас еще и обокрала?
— Не нас. Только Вацлава. Все, что здесь есть, — Тоби обвел рукой окрестности, уже щедро залитые лучами солнца, — принадлежит только ему. Поэтому он так тяжело пережил предательство. Даже сказал, что лучше бы я ее выпил в тот вечер, когда мы познакомились.