Я не могу с тобой проститься
Шрифт:
А мне сейчас очень неудобно колотиться чужим людям в двери! И что спрошу?
Помаявшись некоторое время, выбираю Красавина и иду туда.
Впрочем, напрасно выжидала, там никого. Стучала, стучала, а потом толкнулась, оказалось, дверь не заперта. Огляделась в темноте, не поверила, плюнула и включила свет. Постели даже не смяты!
Пришлось идти ко второму. Там заперто, не отозвался никто, хотя я лупила что есть мочи даже ногами. Ну это уж от растерянности и бессилия, словно от силы моих ударов, в пустом доме могла зародиться
За этим увлекательным занятием меня застал Толик Верховцев, слесарь из Никитиной смены,
– Ин, ты чего дом ломаешь? – спросил, растягивая окончания, явно сильно под парами.
– Привет, Толик, - отхожу поскорее от двери, - соседа своего не видал? Или Никитоса?
– Видал! – заявляет. Меня сначала отпускает, но потом приходит нехорошая догадка,
– Давно?
– С тобой на юбилее у Семёныча, и того, и другого, а больше не видал…
– Значит, в столовую не возвращались… хреново!
– А, куда они подевались? – Толик явно соображает со скрипом и мечтает только удариться головой о подушку, но что, делать-то?! Сейчас все попадают, а эти болваны может замерзают где-то? Тут ещё и снежок начинает заметать потихоньку, вот занесёт их в сугробах, к утру и тел не найдём! Тьфу, тьфу, не дай Бог!
– Пошли искать! – командую, отгоняя страшные мысли.
– На кой? Когда люди спрятались, то им не понравится, если их найти, - мерзко хихикает Толик, и я понимаю, на что он намекает.
– Ты в своём уме? Идиот! – они скорее морды друг другу начистят, или вообще поубивают, чем это!
– Вот дура! – слесарь выражения не подбирает, как и я, - в столовке только две поварихи со столов убирают, а окромя тебя ещё есть к кому податься! – и точно, как я не подумала,
– Пошли к Алле!
– Сама иди, я спать, - цепляясь за перила, сильно уставший мужчинка, ползёт домой. Толку всё равно не будет.
Бегу к Алле. У неё горит свет, стучу,
– Открыто!
– сразу залетаю,
– Ал, Игорь не с тобой?
– Я думала с тобой, - отвечает равнодушно, уже переодевшись в пижаму, но вижу, что злится.
– Чего ему со мной? А Красавина видела? – мне плевать, злится она или нет, надо что-то делать!
– Ты бы, подруга, определилась! За двумя зайцами погонишься… сама знаешь, - язвит, морду кремом мажет, намекая, что ко сну собралась.
– Забирай обоих! – рявкаю, - можешь холодными трупами! Упаковать?
– Охренела? – бросает своё занятие, - что стряслось?
– Пропали оба! Вышли подышать, я в столовку вернулась, подождала минут пятнадцать, никто не зашёл, выглянула, никого! Уже второй час ищу! – голос дрогнул, когда представила, что за это время может случиться на морозе с пьяным человеком.
– Ясно, - инженерша начинает натягивать стёганные штаны прямо на пижаму, - я сейчас.
– На улице подожду, - выхожу на воздух. Народ весь расползся по вагончикам, и уже кое-где гаснет свет, завтра подъём полшестого.
–
– Давай!
Вскоре поисками пропавших занимается практически весь посёлок, кроме уставшего юбиляра, некоторых, не особенно сдержанных в алкоголе и женской половины, за исключением нас с Аллой…
Глава 4
Пропажа нашлась через пару часов. Поисковики стоптали все ноги, а обнаружил две припорошённых снегом тушки, Серёга Овчинников – помбур из параллельной смены, когда отскочил с рабочего места по-быстрому до ветру. И отбежав совсем недалече, наткнулся.
– На вот! – притащили ко мне в медпункт обоих, - хотела сразу двоих? Играйся! – с чего они все взяли, что я хотела кого-то? Дураки, никого я не хотела, лишь бы выжили!
Медпункт рассчитан на одного лежачего пациента, второго приходится громоздить на мою кровать в другой половине вагончика, и этот везунчик – Никита. А, что ещё остаётся?
Рассматриваю свою добычу. Морды разукрашены под хохлому, у Красавчика, похоже, перелом носа. Анализирую. Оба никакие, но дышат. Надо подождать, пока отогреются, предполагаю, что переохлаждение даст о себе знать, насчёт обморожений тоже будем посмотреть. Бегаю туда-сюда через тамбур, перегородку между приватной зоной и лазаретом даже не пытаюсь закрывать. Раздеваю по очереди обоих, изучаю повреждения. Кроме боевой раскраски на лицах, да нескольких синяков на телах, ничего страшного не вижу.
У меня тепло, но раздев их до трусов, укутываю каждого под два одеяла, организм должен согреться изнутри не резко, чтобы внутренних повреждений в остывших конечностях было минимум. И сижу, клюю носом, жду…
Посёлок угомонился, забывшись коротким сном, скоро подъём дневной смены, а по их милости люди гуляли полночи…
Сначала очнулся Красавчик, завозился, застонал, закашлялся. Меня разбудил своей вознёй,
– Ну, слава Богу! Как ты, Никит? – по виду, ни хрена не красавчик, два фингала, как очки разливаются вокруг глаз, и нос опух.
– Попить дай, - хрипит, потом спрашивает, а на носу будто скрепка прицеплена, - что у меня с лицом?
Наливаю целую кружку воды из чайника, подаю,
– Красота! – отвечаю, - хочешь полюбоваться?
Он выпивает залпом и падает на подушку,
– Не надо… Болит вся морда!
– А, ещё что-нибудь болит?
– Пока не понял, голова тоже гудит, но может из-за носа? – прикасаюсь ко лбу, если и есть температура, то небольшая,
– Из-за похмелья! – давай-ка кольну сразу от всего. И голове полегчает, и жар спадёт, и нос меньше болеть будет. Он не спорит, подставляет попу и, не шелохнувшись, сносит укол. Потом, устроившись поудобней, ловит за руку,