Я не продаюсь
Шрифт:
Потому что никогда не понимала, как можно упиваться чужой болью. И искренне презирала подобных людей.
— Но он много значил для меня, — добавляю тихо.
И лишь из-за этого мне неприятно видеть Эрика здесь. Потому что как бы я не уверяла себя, что простила и понимаю его поступок, мне всё равно больно. Невозможно так просто вычеркнуть того, кто занимал в твоей жизни так много места.
И только потом с запозданием понимаю, что сказала об Эрике в прошедшем времени. И Генри это, кажется, радует. Он облегчённо выдыхает и говорит, глядя мне в глаза:
— Если
Удивлённо моргаю.
Но если Генри его не приглашал, значит… И только тут понимаю: он пригласил семью его невесты. Ну, конечно, учитывая их положение в обществе. А, значит, Эрик не обязан был приходить. И всё же он здесь.
Мне вдруг становится жутко стыдно за свои подозрения. Получается, Генри просто хотел дать совет, помочь и даже поддержать. А я придумала такое. Но это настолько неожиданно, что просто сбивает с толку. И потому, когда он протягивает руку, словно невзначай поправляю выбившийся из моей причёски локон, я не отступаю, а говорю тихо:
— Спасибо.
И улыбаюсь в этот раз по-настоящему и искренне. Чтобы он не делал и не говорил прежде, но за эти слова я ему искренне благодарна.
— Обращайся.
Он улыбается в ответ.
А дальше происходит что-то странное. Наверное, всё дело в его глазах. Я смотрю в них и словно тону, цепенею, впервые видя в них нежность. Сердце замирает, чтобы тут же забиться в сотни, тысячи раз быстрее. И когда Генри медленно склоняется ко мне, я подаюсь навстречу. Привстаю на цыпочки и совсем не возражаю, когда его руки ложатся на мою талию, осторожно, словно боясь спугнуть. И, кажется, впервые совсем не против поцелуя.
Прикрываю глаза и вздрагиваю, услышав взволнованный голос Сьюзи. Хоть слов разобрать и не могу из-за громких ударов собственного сердца. Но её голос отрезвляет, и я тут же подаюсь назад, легко высвобождаясь из его объятий. Отступаю на несколько шагов. Лицо и уши горят, и я стараюсь не смотреть на него.
Ужас. Неужели я, в самом деле, собиралась поцеловать его?
— …зайду позже.
Я слышу только обрывок сказанной подругой фразы, но успеваю понять, что сейчас опять останусь с ним наедине. После случившегося это последнее, чего мне сейчас хочется.
— Нет, Сьюзи, подожди!
Это звучит настолько испуганно, что мне тут же становится стыдно. Особенно зная, что он всё прекрасно понимает, и что это будет лишь временная передышка. Но именно сейчас она мне так нужна.
— Не буду вам мешать.
Я не смотрю в сторону Генри, но слышу в его голосе лёгкую усмешку. И краснею ещё больше, хоть это и кажется почти невозможным. И как только захлопывается дверь, делаю несколько шагов и опускаюсь на кровать.
— Вижу, ваши отношения налаживаются.
Поднимаю взгляд, глядя на улыбающуюся Сьюзи, и она тут же мрачнеет.
— В чём дело? Он…
Но я не даю ей договорить, выдыхая:
— Здесь Эрик с невестой.
И,
— Ты должна помочь мне передать записку.
Обычную бумажную, потому что телефону я не доверяю. Точнее, даже не ему — Генри. Ведь он как-то вычислил вчера моё местоположение. И хоть идея поговорить с Эриком его, я не хочу чтобы он знал, когда это произойдёт и где именно. Не хочу чтобы вмешивался и контролировал. Ведь это, кажется, его любимые занятия.
— Вот га… Что?
Сьюзи явно удивлена, но у меня слишком мало времени. Я хочу поговорить с ним до начала приёма.
Если бы не его невеста и мой жених, то я бы просто подошла к нему и всё. Мы бы вышли и поговорили. И пусть я не знаю, какие у них отношения, но уверена, что это будет ей неприятно.
Встаю и оглядываюсь. Здесь царствуют три цвета: белый, розовый и золотистокоричневый. Все оттенки розового на стенах, в обивке кресел, абажурах ламп, шторах, множестве маленьких подушечек на кровати, покрывале и балдахине, расположенной над спинкой. Белый в обивке пуфика, притаившегося у подножия кровати, и её спинке, а также ножках абажуров и ковре с коротким ворсом. А вот пол, мебель, рамки картин и огромного зеркала, и даже люстра здесь из дерева. И всюду цветы. Деревянные и резные в изголовье кровати, на тумбочках, комоде и каркасе пуфика, и даже люстра напоминает цветок. Но и живых — белых лилий — здесь целых три букета: на туалетном столике и прикроватных тумбочках.
Я даже на время забываю о том, что собиралась делать. Здесь столько цветов, что кажется будто сейчас откроется дверь гардеробной и выйдет остроухая фейри. Но это, конечно, не случается, потому что мы не в сказке.
С запозданием приходит догадка: а не эту ли комнату он готовил для меня. Надеюсь, что нет. потому что она мне совершенно не нравится. Слишком девчачья. Хоть и выглядит довольно оригинально, но я никогда не любила розовый. А уж такое количество цветов вызывает во мне скорее раздражение, чем трепет. Я к ним практически равнодушна. Не считая роз. Так что Генри может дарить их мне даже сотнями, но это ничего не изменит. Как и украшения. Я признаю их красоту, но они для меня лишь что-то вроде удачного вложения. Наверное, в этом плане я очень неправильная девушка. Странно, что он этого не знает. Впрочем, о таком ведь не пишут в школьном или студенческих досье.
— …Мила?
Вздрагиваю, когда чужая ладонь ложится на плечо, и поворачиваю голову. Сьюзи стоит совсем рядом и в голубых глазах столько тревоги, что я всё-таки решаю пояснить:
— Я хочу поставить точку в наших с Эриком отношениях. Надеюсь, у тебя найдётся клочок бумаги и ручка.
На мгновенье она хмурится, потом вздыхает и качает головой.
— Только салфетки и карандаш для глаз.
— Сойдёт, давай сюда.
Остаётся только решить, где именно нам лучше всего поговорить. Дом я совершенно не знаю. А приглашать его сюда, в эту комнату, как-то не хочется. Да и здесь могут быть камеры. Значит, остаётся сад. Нужно будет только найти туда выход.