Я очень хочу жить: Мой личный опыт
Шрифт:
– Если человек по-настоящему верит, то он болезнь легче переносит, – заметила Наташа, – ему вера сил придает. Но некоторые считают, что с Господом можно, как с продавцом на базаре, договориться. Добрый боженька, я тебе разочек помолюсь, а ты меня за это быстренько исцели…
Дверь палаты открылась, появилась медсестра Ниночка.
– Сегодня кому цветочек рисовать? – спросила она.
Я не поняла вопроса, но мои сопалатницы оживились.
– Груне, ей завтра на операцию.
Нина подошла к моей кровати, достала из кармана халата пузырек с кисточкой
– Давай левую ногу.
– Зачем? – испугалась я.
– Мы тебе рассказать не успели, – округлила глаза Раечка. – У Нинуши бабушка цыганка, и она научила ее разным хитростям. Сейчас Нина на твоей щиколотке изобразит ромашку с семью лепестками, и все будет супер.
– Те, кому она картинку рисует, отсюда домой веселенькими убегают, – добавила Зина.
Я не поверила своим ушам. Только что женщины разговаривали здраво, смеялись над шаманом, и вдруг – цветочек-талисман!
– У меня кисточка особая, – пояснила медсестра, – и заклинание я знаю. Ну, где наша ножка?
Я вытащила ногу из-под одеяла. Конечно, я не верю в подобную чушь, но пусть у меня будет волшебная картинка.
Ниночка быстро намалевала цветик-семицветик и с удовлетворением произнесла:
– Отлично. Удача с тобой.
Мне вдруг стало жарко и захотелось спать. Сделанное чем-то ярко-красным изображение долго не стиралось. И, вот уж странность, при одном взгляде на него у меня поднималось настроение, а в голове появлялась мысль: «Все хорошо». Цветочек работал в полную силу, все отделение ходило с такой «живописью».
В Ниночке явно пропадал отличный психолог. Медсестра догадалась, что больным людям необходимо нечто чудесное, и всегда заходила к тем, кому завтра на операцию. Как вы понимаете, занятия «боди-артом» не входили в служебные обязанности девушки, ей просто очень хотелось помочь людям.
Впрочем, тем же желанием отличались и остальные сотрудники. Ни одна медсестра в 62-й больнице не гавкала на пациентов. Входя в палату со шприцем, девушки в белых халатах ласково говорили:
– Прилетел комарик с укусом. Ну-ка, девочки, кто у нас здесь самый храбрый?
Если кто-то просил у кастелянши вторую подушку или дополнительное одеяло, то всегда слышал в ответ:
– Конечно, сейчас принесу.
Лекарства нам не швыряли на тумбочку, а раскладывали в специальные коробочки с отделениями утро-день-вечер. Один раз я опрокинула на кровать стакан с томатным соком, начала промокать лужу бумажными полотенцами, и тут вошла санитарка.
– Чего случилось-то? – напряглась она, увидав красные потеки.
– Извините, пожалуйста, – смущенно забормотала я, – не понимаю, как стакан из руки выскользнул.
– Напугала-то как! – вздохнула нянечка. – Я подумала, кровотечение началось, надо за доктором нестись. Сейчас поменяю белье.
– Сама справлюсь, просто скажите, где взять чистый пододеяльник, – попросила я.
– Лежи спокойно, – отмахнулась санитарка. – Вернешься домой, навертишься еще по хозяйству.
Как я уже говорила, больной человек всегда очень внимательно
– Незачем еле живой бабе с бельем возиться!
Но нет, она произнесла фразу о предстоящих мне домашних хлопотах, значит, уверена, что я выздоровлю.
Я, конечно, понимаю, что в клинике находились больные с разным состоянием здоровья. Кое-кто, увы, не вернулся к своим родственникам. Но и врачи, и медсестры, и техперсонал, даже гардеробщики изо всех сил внушали пациентам мысль: сюда вы пришли лечиться, а не умирать. И действительно, каждый день кто-то уезжал из клиники со словами:
– Желаю всем поправиться.
Я ни разу не видела в коридорах врача с перекошенным от напряжения лицом или медсестру, бегущую с криком: «Мы его теряем». Да, на других этажах были палаты, где лежали люди в очень тяжелом состоянии, но основная масса больных не пересекалась с ними, наверное, поэтому у нас создалось впечатление, что в нашем отделении смерть не живет. Мы лечимся и рано или поздно уедем домой.
Находясь в больнице, я получила один урок, который запомнила на всю жизнь.
Как-то раз, выйдя в парк погулять, я увидела молодую женщину. Она шла к главному корпусу, ведя за руку девочку лет восьми. Несмотря на аномально жаркий для Москвы май, ребенок был одет в демисезонное пальтишко, плотные колготки, сапожки и шерстяную шапочку. Конечно, россияне обожают кутать детей, мы не немцы, чьи ребятишки до декабря бегают в замшевых шортах, и не французы, которые в январе обматывают шею отпрыска шерстяным шарфом и выпускают его на улицу без теплой куртки. Наши дети парятся в комбинезонах и меховых ушанках с октября по май. Но эта малышка выглядела странно даже для России. На улице тридцать градусов тепла, а несчастная облачена в осеннюю одежду.
Я проводила странную пару взглядом и услышала голос медсестры Нины Котовской.
– Агриппиночка Аркадьевна, не ходите одна гулять по лесу. Если хотите дойти до пруда, найдите себе компанию.
– Надо же было так нарядить несчастную малышку! – воскликнула я. – Удивительно, что она до сих пор не упала в обморок. И, похоже, бедная девочка боится матери, идет молча, не плачет, не требует, чтобы ее переодели. Подчас родительская любовь и забота становится тяжелым бременем для детей.
Нина тяжело вздохнула.
– Это Карина Савельева, она в больнице работает.
Я удивилась еще больше.
– Чересчур заботливая мамаша – ваша коллега?
Котовская молча кивнула.
– Неужели никто из врачей не объяснил ей, что, заматывая дочку в излишне теплую одежду, она не сохраняет, а ухудшает ее здоровье? – не успокаивалась я.
Нина опять вздохнула.
– У Леночки рак крови. Ее лечат, но ситуация не очень радужная. Карина не глупый человек, просто на химии часто нарушается терморегуляция тела, девочке постоянно холодно. Конечно, со стороны это выглядит странно, но что поделаешь… Так вы одна далеко от корпуса не отходите.