Я, оперуполномоченный
Шрифт:
– Лично я не вижу никаких настоящих перемен. И вообще не понимаю, что сейчас происходит. Перетряска какая-то, а по сути ничего не меняется. Кадровая чехарда. Одних людей убирают (кстати, вовсе не худших), на их место ставят других, которые порой и не знают специфику нашей работы. Только видимость перемен, а самую гниль-то никто не трогает.
– Ты опять за старое! Умнее других себя считаешь? А вот я думаю, что старшие товарищи сами знают, с чем надо бороться в первую очередь. – Шкурин начал раздражаться, радушие покинуло его. – Я же говорил, что нельзя переводить тебя в МУР! Все в районе только дифирамбы тебе пели, чуть ли не лучшим опером во всём розыске называли! Ну, допустим, силён ты в своём деле, однако политически ты абсолютно не соответствуешь требованиям времени! Не схватываешь главного, не понимаешь основного! Сейчас придут новые люди,
Смеляков не отвечал, шагал молча.
– Ладно, – уже у ворот МУРа капитан примирительно похлопал Виктора по плечу, – не дуйся. Я же лично против тебя, как человека, ничего не имею, хоть и критикую твои взгляды. Только за дело радею…
– Я вас понимаю, товарищ капитан.
– Что ты заладил: «товарищ капитан» да «товарищ капитан». Я к тебе на «ты», а ты продолжаешь мне «выкать». Давай запросто, на «ты», Смеляков. Мы ж почти в равных должностях. Можем по-простому. Меня зовут Владислав. Ты небось и не помнишь.
Виктор и впрямь не помнил имени Шкурина, в памяти сохранилась только его многозначительная фамилия.
– Что ж, пусть на «ты», – кивнул он.
– Ты заходи ко мне, потолкуем с тобой на эту тему. С твоими мыслями в МУРе работать нельзя. На каком ты этаже?
– На четвёртом.
– А я на третьем устроился. Заходи ко мне в управление, кабинет 342.
– Ладно, как-нибудь загляну.
– Да не «как-нибудь», а побыстрее, Смеляков. Ты меня понял? В каком ты кабинете?
– В 431-м…
Тут Шкурин увидел кого-то и, прощально махнув Виктору рукой, бросился в сторону, громко здороваясь и стараясь подстроиться под шаг идущего и почти не обращавшего на него внимания человека в форме подполковника.
Поднявшись на этаж, Виктор встретил в дверях кабинета Максимова.
– Как настроение? – спросил Алексей.
– Прекрасное, – ответил Смеляков и улыбнулся, неприятный осадок от разговора со Шкуриным как рукой сняло. – Тут хочется работать. И главное, что здесь не придётся больше заниматься очковтирательством.
– Не придётся? – Лицо Максимова приняло кислое выражение. – Рано радуешься, Витя. Не торопись, столкнёшься ещё с этой казуистикой не раз. Просто у нас статистика раскрываемости присутствует несколько в другом виде. От статистики никто уйти не может. И повлиять на неё мы не можем. И каждый раз, когда всплывают «плохие» цифры, начальник отдела вызывает тебя и вставляет тебе по полной программе: «Что-то статистика в этом районе у нас фиговенькая. В чём дело-то? А ну поезжай и разберись на месте. Валяй к начальнику ОУРа, спроси у него…» Но мы же все «на земле» работали, знаем, откуда ноги растут у этой статистики. И знаем, что у начальника ОУРа и без наших вопросов голова болит из-за этой грё-баной статистики…
– А я-то уж понадеялся, что здесь этого нет, – горько ухмыльнулся Смеляков.
– Все мы в одном котле варимся… Но есть одна отдушина. Здесь можно заниматься серьёзными делами, – успокоил Максимов. – Другое дело, что обстановка нынче в МУРе сложная.
– Почему?
– Потому что в стране обстановка непростая. Такие ситуации случаются, но крайне редко. Сильных перетрясок в МУРе не было со времён Хрущёва.
– А что происходит-то? – не понял Виктор.
– Перетряска кадров. Как только после смерти Брежнева генсеком стал Андропов, он сразу убрал Щёлокова с поста министра внутренних дел. Ты же знаешь, что между МВД и КГБ отношения давно не в меру натянутые. Об Андропове, хоть он и бывший председатель КГБ, многие отзываются хорошо, говорят, он толковый мужик, но только это не убавило его рвения почистить командные высоты в МВД. И начал он пихать всюду своих людей. На место Щёлокова поставил Федорчука, председателя КГБ, а этот, в свою очередь, потащил к нам своих людишек… У нас их «двадцатипятитысячниками» прозвали, как называли коммунистов, посланных на заре советской власти в деревни для проведения коллективизации. Те были специалистами на фабриках и заводах, но ни хрена не смыслили в сельском хозяйстве, а эти специалисты контрразведки ни шиша не понимают в милицейском дерьме. У нас теперь всюду на руководящих постах в МВД сидят чекисты, вплоть до районных управлений дошли, но «на землю» всё-таки не опустились. Наверное, чтоб не мараться, не влезать в грязь.
– Если не поработать «на земле», – подхватил Смеляков, – то в нашем деле ничего понять невозможно.
– Вот и я про то же… А вообще-то чекисты пришли в ГУВД, как завоеватели на чужую территорию. Не знаю, как они намерены работать тут. Они же в нас настоящих врагов видят. Уже состряпали громкое показательное дело.
– Какое дело?
– На двух сыщиков, – Максимов вздохнул, – за то, что они якобы ставили перед своими агентами задачу подбирать домушников, давали им наводки на квартиры, те их взламывали, а сами по горячим следам их брали, поскольку знали наверняка, чьих рук это дело. В общем, возбуждено дело, могут запросто посадить. Словом, происходит чёрт знает что!.. Руководство наше стоит до последнего, потому что в действительности никакого нарушения закона там не было, просто агент был отличный и работал исключительно хорошо. А они вон как всё перевернули! С ног на голову поставили! Недавно потребовали провести партсобрание и исключить их из партии. Все единодушно проголосовали против. Сейчас этот вопрос вынесен по требованию Гришина [19] на бюро горкома. Вот такие пироги…
19
Гришин В.В. – первый секретарь Московского городского комитета КПСС (1967–1985), член Политбюро ЦК КПСС.
– Как же быть?
– Дёргаться не надо, время всё расставит на свои места. Мы просто должны выполнять свою работу… Видишь ли, разница между чекистами и милиционерами в том, что мы находимся в непосредственном соприкосновении с преступностью. Они же являются в своём роде вторым эшелоном. А теперь пришли к нам, потому что кто-то бросил идею, будто милиция не справляется со своими задачами. Посмотри, что происходит в Москве: дело Соколова, дело Трегубова. Нам говорят: милиция не справилась с этой задачей, а КГБ сумел взять преступников! Но только такие разговоры – от лукавого. Уж я-то знаю ребят из УБХСС, которые работали по тем делам. У них материалов было – груды. Но никто же не позволял им реализовать те материалы, потому что Соколов, Трегубов и иже с ними – советская номенклатура. А мы – ГУВД – являемся структурным подразделением Исполкома Мосгорсовета. И кто же позволит нам заваливать наших же начальников? Для этого должна поступить команда с ещё более высоких кресел. А КГБ – контора более свободная в этом смысле. У них строгое подчинение по вертикали. Они не замыкаются на местную власть…
– Почему же так получилось, что МУР более зависим?
– С Хрущёва пошло. Он то сливал вместе госбезопасность с милицией, то снова разъединял их. Перетряски шли постоянные. А в связи с тем, что шла борьба с пережитками культа личности, Хрущёв решил поставить карательные органы под советский и партийный контроль. Поставить-то поставил, но почему-то МВД попало просто под каблук исполкомам, а гэбэшники каким-то образом остались в стороне, хотя все кошмары репрессий – именно их рук дело. И вот теперь КГБ – самостоятельная структура, так сказать, вооружённый отряд партии, а мы с тобой входим в структуру Моссовета и превратились в инструмент прогнившей бюрократии и теневых дельцов. Сейфы ломятся от оперативных материалов, а сделать мы ничего не можем. Вот отсюда и рождаются разговоры о коррумпированности МВД. А как оно может не быть коррумпированным? Рыба-то гниёт с головы. А у нас голова – советская номенклатура. Когда исполкомовские начальники на местах чудят, то милиция тут бессильна. Вот такая ситуация у нас сложилась… В каждой губернии своя законность… К нам сейчас пришёл из Московского управления КГБ полковник Бугаев Алексей Прохорович – заместителем начальника ГУВД по оперработе. Посмотрим, что из этого выйдет… Но я лично думаю, что они, если они люди умные, то, разобравшись во всём, будут делать то же, что и мы… К сожалению, бытие определяет сознание. А те, которые постараются идти напролом, тех система просто выдавит. Но кое-что они уже привнесли, – Максимов скептически ухмыльнулся, – теперь мы с тобой не инспекторы уголовного розыска, а оперуполномоченные… Вернули нам старое название должности…
Виктор в задумчивости потёр лоб и посмотрел в окно.
На балкон третьего этажа в доме напротив вышел, неуверенно ступая, старик в накинутой на плечи шубе. Закрыв глаза, он взялся за перила и переминался так с ноги на ногу некоторое время, вслушиваясь в шум улицы. Возле него стоял молодой человек и бережно придерживал за локоть, то и дело поглядывая на старика и поправляя на нём то меховую шапку, то воротник шубы.
– Знакомое лицо, – сказал Смеляков. – Кто это?
Максимов повернулся к окну и увидел старика, окутанного морозным паром.