Я, оперуполномоченный

Ветер Андрей

– Ильинский, – буднично пояснил он. Судя по тону, он уже привык отвечать на один и тот же вопрос посетителей. – Игорь Владимирович Ильинский.

– Актёр? Тот самый?

– А что тебя удивляет? Он здесь живёт, в 1-м Колобовском переулке. Его балкон прямо напротив нашего окна. Будешь лицезреть его ежедневно.

– А кто рядом с ним?

– Кто-то из его студентов. Они постоянно вокруг него. Ещё не раз увидишь, как они выгуливают старика. Поздороваешься с ним бывало, а он ничего не слышит, пожалуй, и не видит тоже. Шагает еле-еле. А студенты за него отвечают, улыбаются, раскланиваются, отвечают на вопросы.

– Да, совсем старый, – произнёс Смеляков, продолжая разглядывать

легендарного актёра, который довольно жмурился на выглянувшее зимнее солнце. Наблюдая за Ильинским, Виктор улыбнулся: «Вот он стоит передо мной, немощный, слепой, дряхлый, а я помню его неугомонным живчиком по немым ещё фильмам. Такой плотненький был попрыгунчик. Он считался чуть ли не русским Чарли Чаплином, его целовала Мэри Пикфорд… Вот он, живой дух минувшего века, свидетель эпохи первых кинокартин, первых автомобилей, первого радио. Как странно, что он сейчас рядом со мной, всего лишь по другую сторону переулка. Иногда мне кажется, что с такими людьми физически невозможно соприкоснуться, потому что они принадлежат другому миру, почти ненастоящему. И всё же вот он, знаменитый Игорь Ильинский… И уже совсем не похожий на себя прежнего…»

* * *

В тот вечер Виктору выпала редкая удача. Игорь Весе-лов сумел раздобыть четыре билета в «Ленком» на «Юнону и Авось». Билеты появились настолько внезапно, что он, вертя их в руках, остановился перед Смеляковым и растерянно проговорил:

– Вить, представляешь? Вот подфартило-то. Четыре билета на «Юнону»! Надо кого-то позвать.

– Позови меня с женой, – тут же среагировал Смеляков.

– Держи! – Веселов протянул ему два билета. – А мне надо кого-нибудь из девчонок вызвонить. Кого же?.. – Его лицо сделалось сосредоточенным. – Тут кого ни свистни, на «Юнону» ведь любая помчится. Нужно прикинуть, как этим лучше воспользоваться…

Спектакль был громким в любых смыслах этого слова, посмотреть его мечтали все. Смеляков дозвонился до Веры и сообщил ей о планах на вечер.

– Ты как? Пойдём? – спросил он. – Или у тебя какие-нибудь дела допоздна?

– Ты что, Витя! Да я все дела брошу, раз можно на «Юнону» сходить. Только вот переодеться не успею. Придётся обойтись без вечернего платья.

– Да и я не во фраке…

Весь день прошёл под знаком предвкушения грядущего удовольствия. Веселов со Смеляковым просидели на работе «под завязку» и со службы направились прямо в театр. До «Ленкома» было ещё далеко, а на улице уже то и дело слышался вопрос: «Лишнего билетика не найдётся?» Чем ближе к театру, тем чаще звучал вопрос. Перед дверьми колыхалась плотная, подвижная, похожая на живой организм толпа желающих попасть на спектакль. Они кидались на каждого, кто опускал руку в карман за билетом, облепливали со всех сторон, отталкивая друг друга и наперебой тараторили: «Не продадите билетик?» Многие пришли сюда давно и успели продрогнуть на морозе, но продолжали терпеливо ждать. Кутаясь в поднятые воротники, они зорко следили за всеми, кто приближался к театру, надеясь первыми увидеть того, у кого вдруг окажется лишний билет. Страсть москвичей к театру могла сравниться разве что со страстью к футболу.

Сначала Виктор увидел Веру. Она вынырнула из тёмной человеческой массы и помахала рукой.

– Это моя жена, – представил он её Веселову.

– Очень рад, – приветливо улыбнулся Игорь. – Давно ждёте?

– Нет, я всё точно рассчитала. Минут пять назад приехала.

– А вот и она, – обрадовался Веселов, заметив в толпе свою знакомую. – Сейчас я вас познакомлю.

Он исчез на несколько секунд, а вернулся под руку с эффектной крашеной блондинкой. Волосы у неё были причудливо уложены на голове, и она, чтобы не испортить причёску, оставила голову непокрытой.

– Это Натусик, – представил Игорь, и блондинка улыбнулась, показывая крупные ровные зубы.

– Вы все в милиции работаете? – спросила она.

– Все, – кивнула Вера, чтобы не вдаваться в подробности.

– Очень мило! – Блондинка захлопала в ладоши. – Пойдёмте. Заглянем в буфет, выпьем шампанского… А вообще мне уже не терпится попасть в зал…

Спектакль их ошеломил. С самых первых минут на зал опускалось какое-то колдовское облако света и музыки, к которому, несмотря на условность декораций, примешивалось ощущение соприкосновения с далёким прошлым, просочившимся в зал вопреки всем законам природы. В левом углу зала, прямо перед сценой расположились рок-музыканты с электронными инструментами и мощной ударной установкой. Первая же мелодия, с невероятной громкостью обрушившаяся на зрителей, заставила Смелякова вздрогнуть. Звуки пронзили его насквозь, заполнили каждую клетку его существа, вывернули наизнанку и будто смешали со всем тем, что происходило на сцене, превратив его на время спектакля из человека в некую бестелесную субстанцию, сотканную из неуёмных чувств. Иногда ему казалось, что он видел себя со стороны и слышал, как охватившие его переживания пульсировали в пространстве, став частью музыки и частью метавшихся на сцене людей. Виктор наблюдал за собой и поражался, насколько, оказывается, он был подвержен влиянию искусства.

«Я сопереживаю им, – удивлялся он, жадно следя за актёрами, – хотя твёрдо знаю, что всё это не настоящее. И тем не менее они втянули меня в это лицедейство. Сердце моё колотится учащённо, я ловлю каждое их слово. И я боюсь приблизиться к концу. Не хочу, чтобы это прекращалось. Пусть оно продолжается вечность… Чёрт возьми, неужели мы все – дети в душе? Неужели нам мало настоящей жизни? Почему сердце с такой готовностью отдаётся красивой музыке, песням, танцам? Почему позволяет заворожить себя? Может, театр важнее настоящей жизни?»

– Сильно, – сказал он, когда после спектакля зрители вывалили лавиной на улицу, восторженно делясь впечатлениями.

– Я поначалу чуть не умерла, – призналась Вера. – Очень громко. Музыка ударила, как взрыв. У меня все внутренности завибрировали.

– Ленкомовцы всех за пояс заткнули, – задумчиво произнёс Веселов. – Надо же так сделать! Всё тут на месте. Ничего не выбросишь. И музыка, и стихи, и режиссура… Никогда не видел в театре ничего такого, чтоб вот так продирало до глубины души. – Веселов обнял за плечи Натусика. – Как тебе?

– Потрясно.

– Я иду и пытаюсь понять одну вещь, – заговорила Вера. – Ведь Караченцов и Шанина поют очень плохо. Но насколько же всё тонко сделано, что помощь музыкантов совсем незаметна.

– Какая помощь? – не понял Веселов.

– Они же берут на себя особо трудные места. Они подключаются везде, где Караченцов не может взять нужную ноту или где Шанина не справляется. Исключительно тонко построено. Ты вот даже не заметил этого.

– Не заметил, – признался Веселов и посмотрел на свою спутницу. – А ты заметила, Натусик?

Блондинка отрицательно качнула головой, но не проронила ни звука.

Они остановились возле ступеней, ведущих в метро.

– Ну что? Прощаемся? – спросил Веселов.

– Спасибо за билеты! – Виктор пожал ему руку. – А вы разве не на метро?

– Прокатимся на такси. – Веселов обнял свою подругу. – Не хочется после такого душевного подъёма трястись в метро.

– Может, мы тоже? – Виктор посмотрел на Веру. – На машине нам тут рукой подать.

– Давай, – согласилась она, – пусть праздник будет до конца…