Я, оперуполномоченный
Шрифт:
– Почему? Ведь нарушение закона было налицо!
Жуков помолчал с минуту и пояснил:
– Между КГБ и МВД есть существенная разница. У вас, в милиции, как работают: получил информацию и тут же реализовал её, получил – реализовал, получил – реализовал. Вы преступников цапаете по возможности сразу. А чекисты, получая информацию, совсем не торопятся реализовать её. Нам важно выявить, кто с кем связан и какую информацию из этого можно ещё надоить. С нас ведь за раскрываемость никто не спрашивает. Мы можем годами разрабатывать кого-нибудь, подбирать себе источник, строить комбинации, оперативные игры. Вроде бы на гражданина А у нас уже вполне хватает материалов, но он сейчас тесно общается с гражданином Б, который
– Никогда не задумывался над этим, – признался Смеляков. По его голосу стало ясно, что он был обескуражен услышанным.
– Конечно, есть в нашей работе то, что сильно отличает комитет от милиции, – добавил Жуков.
– Что именно?
– У нас во многом усилия направлены на профилактику преступления. Понимаешь? Нам важно не допустить совершения преступления, потому что если мы провороним преступника и не пресечём его действия, то можем, например, потерять государственные секреты – научные, военные и прочие. И если мы позволим передать эти секреты иностранным спецслужбам, то сколько потом ни наказывай изменника родины, секретность выданной информации уже не вернёшь. А уголовный розыск в основном работает на раскрытие совершённого преступления. Вы можете взять вора только после того, как он где-то что-то украл. При этом есть возможность возместить убытки, а то и просто вернуть краденое…
– Это верно, – согласился Виктор, краем глаза разглядывая Жукова. Николай Константинович принадлежал к тому типу людей, который всегда вызывал уважение у Виктора.
– Предупредить преступление – намного ценнее и для государства, и для человека. В нашей системе, ну в госбезопасности, склонность к профилактике корнями уходит в пятидесятые годы. Тогда многое менялось в работе после разоблачения культа личности. Чекистам сильно ударили по рукам, чтобы пресечь недозволенные методы ведения следствия. Вот и начали мы работать на профилактику. Так что нет худа без добра, – проговорил Жуков, попыхивая сигаретой, и посмотрел на Виктора. – Вот если бы вы тоже научились работать на профилактику, то многих преступлений можно было бы реально избежать… Но у вас специфика другая…
– Другая, – опять согласился Смеляков. – Выходит, что эта специфика мешает строить нам нормальную жизнь?
Жуков пожал плечами.
– Нам многое мешает. А больше всего амбиции наших руководителей. За то страдали, страдаем и будем страдать.
– Звучит безрадостно, – сказал Виктор. – Неужели вы намекаете, Николай Константинович, что между милицией и госбезопасностью навсегда останется вражда?
– Только ты особо не болтай об этом, Витя, потому что это может для тебя плохо кончиться. Это ведь не склока между обыкновенными людьми. Тут схлестнулись две могучие системы, со всем их оснащением, со всем их вооружением, со всеми их пристрастиями. И что очень важно – за каждой из этих систем стоит их прошлое, полное обид и желания отомстить друг другу. Слишком много человеческих амбиций и слишком мало государственного мышления. Руководители обязаны быть государственными мужами, а не хапугами и склочниками.
Лицо Жукова сделалось жёстким, губы утончились, напряглись.
В тот вечер Виктор не раз возвращался мысленно к этому разговору. «Профилактика… – вертелось у него в голове. – А как к ней подступиться? Провести с человеком, задумавшим преступление, профилактическую беседу? Смешно!.. Но ведь если чекисты научились так работать, то и мы можем… Взять хотя бы этого Фомина, который хочет ограбить ювелирный магазин. Я внимательно изучил его личное дело: парень вполне нормальный, в армии был на хорошем счету. Просто помутнение на него нашло какое-то. Нельзя на него за это всех собак спускать… Вот если бы с ним какую-нибудь профилактическую работу провести… Но как? Как?!»
Максимов что-то искал в выдвижном ящике своего стола.
– Алексей Петрович, – заговорил Смеляков, – нельзя нам допускать, чтобы Егор Фомин шёл на ограбление.
– А что ты предлагаешь? – Максимов взглянул на него.
– Да не надо ничего предлагать, Петрович. – Веселов резко отодвинул стул и вышел из-за стола. – Пусть пойдёт в магазин. Обложим всё со всех сторон, а как только Фомин высыпет драгоценности в сумку и выйдет на улицу, мы его повяжем.
– Нельзя, – повторил Смеляков. – А вдруг он с оружием будет? Начнёт метаться, натворит дел со страху!
– Возьмём побольше людей. – Веселов пожал плечами. – На такое дело нам дадут.
– Виктор правильно говорит, – задумался Максимов. – Нельзя тут оплошать. Надо пораскинуть мозгами. Два дня уже прошло, как у нас эта информация, а мы никакого плана для её реализации не подготовили! Иванов торопит!
– Петрович, ты не прав. – Веселов, казалось, обиделся. – Мы работаем. Личность парня установлена: Фомин Егор Захарович, шестьдесят третьего года рождения, в прошлом году демобилизовался, служил в десантных войсках, судимостей нет, вот его фотографии…
– А ты говоришь, обложим и повяжем, – хмыкнул Максимов. – Он же десантник!
– Ну насчёт «повяжем» я фигурально выразился. – Веселов театрально передёрнул плечами. – Не обязательно ведь шум там поднимать, посадим наружку ему на хвост…
– Мы-то, может, и не поднимем шуму, а вот он вполне может. Молод он и горяч, из десанта большинство парней с расшатанными нервами возвращаются. Да и приучают их там действовать решительно… Что слышно от агента? Как его? Василёк, что ли?
– Василёк, – повторил Смеляков агентурную кличку Стёпы. – Семёнов попросил, чтобы он сообщал каждый день, какие у Фомина родятся идеи. Дали ему установку тянуть время: мол, такое дело следует осмыслить, разузнать, когда в магазине побольше людей и всякое такое. Велел ему сказать Фомину, чтобы он сам не совался в магазин, иначе примелькается. Словом, держим под контролем, приблизили милицейский пост ко входу в ювелирный отдел…
Недели через полторы Стёпа Василёк сообщил, что Егор Фомин впал в депрессию.
– Боится он, – сказал Василёк. – Потому и силы из него уходят. Он ведь по натуре не вор. Решиться вроде бы решился, но на словах, а в действительности у него на это куража нет никакого. Но и отступать теперь ему нельзя, потому как он себя раскрыл передо мной. Я ему о разных сложностях рассказываю, а он киснет. Если б сразу, то он и один пошёл туда, но ведь поговорил со мной и почуял, что опасно… Через страх не всякий умеет переступить…
Получив эту информацию, Максимов приободрился.
– Похоже, наш клиент сдулся. Есть шанс, что он откажется от своей затеи.
– А если не откажется? – спросил Смеляков.
– Я всё-таки думаю, что надо его брать, – сказал Веселов.
– На каком основании?
– Не сейчас, – взмахнул руками Веселов. – Брать, если он всё-таки решится на ограбление.
– Игорь, сейчас у Фомина тяжёлое состояние. Он способен на неадекватные поступки. Вдобавок он десантник.
– Но и мы не цыплята какие-нибудь. Обложим так, что муха не пролетит. Как только он хапнет ювелирку, мы его и накроем с поличняком. Пикнуть не успеет.