Я, оперуполномоченный
Шрифт:
Вера пожала плечами.
– Не знаю, Витя. Ты работаешь в сыске, у тебя большой уже опыт, тебе и карты в руки.
– Ты посуди сама, Верочка. Вся наша агентура – те же воры. Это не сотрудники милиции, а обыкновенные воры, которых мы завербовали, чтобы они «сливали» нам информацию. Они варятся в той среде, дышат одним воздухом со всеми остальными урками. И когда кто-то просит их дать «наколку» на квартиру, они делают это. Они подсказывают, где лучше грабануть. Они не могут отказать в этом, потому что они сами – урки и живут воровством. Они – полноценная часть воровского сообщества. Перестань они заниматься этим, – станут там никому не нужны и потеряют всякую связь с воровским миром. Для них дать «наколку» – это
– Потому что, с их точки зрения, ваш агент является составной частью милицейского аппарата, а не частью криминального мира, – попыталась как-то объяснить Вера. – У них ведь так и есть.
– Вот только не нужно этого! Ты прекрасно всё понимаешь. Банда есть банда. Она живёт грабежами и воровством. Если мы не дадим ей обчистить одну квартиру, она нагрянет на другую. Зато, взяв их с поличным, когда у нас имеется информация от агента, мы нейтрализуем преступную группу, имея на это все основания… Да, подсовываем мы им агента. Да, он подсовывает им квартиру. Да, мы берём их на этом. Но такова наша работа… Если уж новое руководство хочет навести порядок, то пусть меняет главное, от чего страдает вся система МВД: сокрытие преступлений ради хорошей статистики…
– Витя, ты помнишь, как однажды задержанный азербайджанец обвинил тебя в том, что ты подбросил ему наркотики?
– Помню. Только при чём тут это?
– При том, что мы говорим об очень тонкой грани. В угрозыске всё зависит от конкретного человека. Один подбросит, чтобы вернуть улики, от которых преступник пытался избавиться. Другой подсунет улики и невиновному, чтобы только дело «раскрыть» и лишнюю «галочку» получить, выслуживаясь. Честный сотрудник остановится у черты, за которой начинается должностное преступление, и ни при каких обстоятельствах не переступит через неё. А если он негодяй? При раскрытии преступления на кон ставится человеческая судьба! Сделать человека преступником легко, потому что многие легко оступаются. И агент тут может сыграть решающую роль… А вот как не дать человеку оступиться?
Виктор вздохнул: «Она права. Нет предела совершенству в работе. Надо искать новые пути… Но с другой стороны – вал преступности, погоня за раскрываемостью… Всё это не даёт возможности работать тонко, продуманно, не торопясь. Как научиться видеть за сводками судьбу человека, пусть оступившегося, совершившего даже тяжкое преступление? Для этого нужно уметь понимать и прощать. А где взять силы?»
Максимов, дежуривший в оперативно-следственной группе по городу, вернулся с выезда мрачный. Войдя в кабинет и сев за стол, он принялся раздражённо выдвигать и задвигать ящики стола, но только смотрел в них, ничего не доставая оттуда.
– Алексей Петрович, что-нибудь стряслось? – поинтересовался Смеляков, переглянувшись с Веселовым.
– Да Федорчук этот, чтоб ему!.. – негромко огрызнулся Максимов. – На место преступления ему, видите ли, захотелось выехать. Любопытство заело!
– И что?
– И полное дерьмо из этого вышло.
– Да ты толком скажи, Петрович, – включился в разговор Веселов, бросив подшивать толстенное дело.
– Теперь нас в полную сбрую нарядят.
– Не понимаю.
– Портупею заставят носить и форму, когда на место преступления выезжаем.
– Что за чушь!
– Вот тебе и чушь, – усмехнулся Максимов.
– Да что случилось-то? Чего вдруг нас по полной форме заставят одеваться? Опер на месте преступления никак не может появляться в милицейской форме. Встречаться с агентурой, отрабатывать жилой сектор, работать по горячим следам… Работа должна быть оперативной, скрытной…
– Мало ли что должно быть… Федорчук спустился сегодня с опергруппой в подвал, где труп лежит. А там воды аж по щиколотку. Я тоже с ними был. Ну, местный опер хотел что-то в дальнем углу посмотреть, а добраться туда только вплавь можно. Он попытался аккуратненько, на цыпочках пробраться… Вот тут Федорчук и гаркнул на него: «Что за бардак! Чего вы там колупаетесь? Вы на место преступления выехали или на прогулку? Почему не в сапогах, мать вашу!» И пошло-поехало. Вышли мы на улицу, и он устроил всем разнос. Сказал, что уже завтра будет приказ о том, что на место преступления оперативники должны выезжать в форме и непременно в сапогах.
– И никто возражать не стал?
– Кому? Федорчуку?
– Но ведь все прекрасно понимают, что это глупость и даже больше того: опер в милицейской форме на месте преступления превращается просто в статиста. Он работать не может…
– Все всё понимают, – процедил Максимов, – но никто не хочет коленом под зад получить, пока перетряска кадров идёт. Хвосты поджали… А перед этим он уже отличился: дал команду, чтобы на место преступления выезжали руководители: от руководителей главка до начальника отделения милиции. И на любую кражу теперь съезжается человек по двадцать начальников, которым и делать-то нечего, потому что иные у них заботы и обязанности. Я как увидел эту толпу, просто ахнул!..
– Чушь какая-то, – сказал Веселов.
– Каждый должен заниматься своими делами, – ворчал Максимов, – все преступления начальнику главка не для чего знать. Все преступления должен знать зам начальника по уголовному розыску отделения милиции. Если он считает нужным поставить в известность руководство о каком-то серьёзном преступлении, то идёт к начальству и докладывает. Для этого в конце концов сводки существуют. А теперь такая сумятица началась…
– А ребята из наружного наблюдения вообще с ума сходят из-за нововведений, – добавил Веселов.
– Игорь, а с наружкой-то что? – недоумённо спросил Смеляков. – И там, что ли, всё по-новому?
– Федорчук привёл в милицейскую наружку своего человека из КГБ. Там тоже начали всё пересматривать, прививать свои порядки. Но специфика-то у нас другая! Совсем разная! Чекисты даже не понимают, как надо работать за нашей клиентурой, потому что они у себя работают с профессионалами. Они ориентированы на закладку тайника, на выемку тайника, на выявление проверочных маршрутов и всевозможных скрытных сигналов. То есть для них важно, по какой улице объект идёт, где и в течение какого времени стоит, где и когда бросает окурок и так далее. Всё это важно. Остановка объекта возле фонарного столба означает, что он может считывать какой-то знак, поставленный связником на этом столбе. А в милиции такого нет, уголовникам это не нужно. Урки – не шпионы… И наших ребят теперь заставляют в сводках указывать всё на гэбэшный манер: по какому маршруту объект двигался, где бросил папиросу, у какого столба остановился… Мне иногда начинает казаться, что КГБ просто задавить нас хочет, изничтожить. Ты слышал, что они ещё одну структуру у себя создали? Новую, против нас направленную.
– Какую структуру? И почему ты говоришь, что против нас?
– Потому что она занимается контрразведывательным обеспечением деятельности милиции. Чёрт знает что! – воскликнул Максимов. – Мы, оказывается, представляем огромный интерес для иностранных спецслужб. У нас все опера возмущаются, а нам твердят, что без такой структуры сейчас никак нельзя…
– Но это же бред.
– Бред, – кивнул Максимов. – А главное: обидно… Ребята, помню, от злости, что нас чуть ли не за врагов народа принимали, гром и молнии метали. Мы за чекистов шпионов ловим, а они нас под колпак контрразведки сажают!