Я останусь
Шрифт:
— Ну да, — кажется, Фил растерян.
— Окей. А если твой отец внуков потребует, что тогда? Будем рожать?
— Брось, Мари, — теперь он злится. – Это же не по-настоящему. Мне главное Софи в академию отправить, а там разберемся. Слышишь, Мари? Или ты мне не веришь?
— Верю, Фил. Тебе верю, — прошлое отпускает понемногу. Оказывается, это больно. Я никогда не думала, что мне когда-нибудь станет больно от этого. Я давно свыклась с мыслью, что не могу иметь детей. Да и не хотела я никогда детей. Замуж никогда нехотела. Что мужики? Видела я вон как Фил баб меняет как перчатки, а Розетта – мужиков. И ничего, счастливы. А дети…еще
— Мари? – и снова кольцо на ладони. Красивое, которое я не могу принять.
— Ладно, Фил. Я согласна, только кольцо на пальце носить я не стану. Извини. И никакого секса!
Он кивает, пряча улыбку. А я растегиваю цепочку и рядом с лукавой кошкой поселяется тонкий золотой ободок. Вот так будет правильно.
— Мари, а что ты говорила о детях? – неожиданно спрашивает Фил. – Ты не хочешь детей?
— Фил, даже не начинай, — грожу ему, ткнув указательным пальцем ему в грудь. А он вдруг взрывается гомерическим хохотом и подхватывает меня на руки, закруживая. Чокнутый!
И этому чокнутому вздумалось тащить меня за сотни километров. Отец, видите ли, потребовал его присутствия на фестивале воздухоплавания, приуроченному к юбилею месье Леграна, отца Фила. И плевать ему, что у меня аукцион на носу и на этом аукционе Дом Ямпольских выставляет три моих лота. Три! Я должна быть там. Должна представить каждый, ведь никто не знает их лучше меня. Это же я их сотворила. Я! Но Фил засранец применил грубую мужскую силу и просто-напросто запер меня в машине и вот мы уже третий час в пути и я тихо бешусь, придумывая, чем бы отходить этого засранца да потяжелее, чтобы совесть имел. И отец не звонит. Что там с лотами – неизвестно. И Фил молчит всю дорогу, даже радио не включает, а ведь любит музыку и поет обалденно.
Вздыхаю тихо. Достаю из кармана мобильный, в плейлисте нахожу любимую «Numb», врубаю на полную. Я тоже умею петь. Фил косится подозрительно, а потом подхватывает меня. И ехать уже веселее, подпевая Беннингтону на два голоса. И я невольно зачаровываюсь мягкими переливами его баритона. А он постукивает пальцами по рулю в такт музыке, головой качает. Мог бы – станцевал наверняка. И я уже не сдерживаю улыбки. Все-таки невозможно долго обижаться на этого засранца. И все же…
— И все же ты, гад, Легран.
— Я знаю, милая, — смеется он в ответ.
— И не называй меня милой, — кривлюсь, шутливо толкая его в плечо.
— Почему же? – отточенным движением изгибает светлую бровь, нереально тонкую, любая барышня обзавидуется. — Ты действительно милая, когда злишься. А когда поешь – вообще улетная. Я уже подумываю, не влюбиться ли, а? Раз уж такая возможность появилась.
— Бесполезно, Фил. Блондины не в моем вкусе.
Он бросает беглый взгляд на мое серьезное лицо и снова смеется. И я заражаюсь его весельем.
— Ну… — и вдруг сворачивает к появившемуся на трассе магазинчику. Я смотрю удивленно, ведь остановок Фил не планировал, ибо время поджимало. Но когда я увидела его покупки, думала, умру от смеха. В пакете набор для окрашивания волос и черная краска. Я смотрю на него широко распахнутыми глазами, не веря, что он это всерьез. А он останавливается на обочине через пару километров, усаживается на зеленеющую траву, подставив лицо закатному солнцу, и принимается распаковывать свои приобретения.
— Фил, только не говори, что ты серьезно намерен перекрасить волосы? – и почему-то становится страшно, что именно это он и собирается провернуть.
— А что? Мне пойдет быть брюнетом? – и снова утыкается в инструкцию.
— Фил, — зову я. – Прекращай этот балаган, слышишь? Я тебя и так люблю.
— Правда? – и смотрит с надеждой.
— А то! – и плюхаюсь на траву рядом, вынимаю из его рук всю эту химическую дрянь.
— Я так и знал, — хмыкает он и сгребает меня в охапку. – Слушай, — задумчиво протягивает, пятерней взъерошив мой короткий затылок. – А может, тебе вернем природный цвет, а? Я видел твои фотки – ты такая красоточка-брюнеточка.
— И где это ты мои фотки видел? – настораживаюсь я.
— Да так, в журнале одном, — добавляет после недолгой паузы. — А что?
В журнале? И тут же вспоминаю, что несколько месяцев назад действительно была звездой прессы и мои фотки с гадом Федькой не печатал только ленивый. Впрочем, Фил мог их и в сети видеть наверняка. Ладно, что было, то прошло и быльем поросло. А пока нужно ехать дальше. Только теперь веду я, а Фил дрыхнет на заднем сидении почти до самого Амстердама.
На место мы приезжаем поздним вечером, и Фил сразу утягивает меня в номер спать. А утром мы снова едем, на этот раз на огромную взлетную площадку под Амстердамом. Вернее, это громадное зеленое поле, утыканное каплями разноцветных воздушных шаров. И Фил лавирует среди них, попутно здороваясь с кем-то, улыбаясь симпатичным девушкам, пожимая руки брутальным мужчинам в деловых костюмах и странным типам в бейсболках, банданах и рваных джинсах. Он здесь, как рыба в воде. Даже странно, учитывая, что ко всему этому имеет лишь шапочное отношение. А вот Леграна-старшего мы так и не встречаем. И Фил сердится, что придется задержаться. А я не свожу взгляда со своего телефона, дожидаясь звонка отца. Ну почему он не звонит? Аукцион уже прошел, а на официальном сайте нет никаких данных о лотах, о моих лотах. Почему? Неужели не продались? Но тогда так было бы и написано на сайте, тем более что вхожу я туда под своим именем администратора. А тут полная ерунда. Задумавшись, совершенно забываю о Филе. А тот что-то рьяно мне объясняет, а я сути не уловлю никак.
— Мари, — он резко останавливается, и я со всего маху врезаюсь в его широкую грудь.
— Ох, — зажимаю пульсирующий нос. — Фил, ядрена вошь, — ругаюсь сквозь зубы на родном русском. Фил смотрит на меня как на инопланетянку. А я трогаю нос, убеждаясь, что тот цел и не кровит. — В чем дело, Фил? – снова на французском.
— Мне нужно найти отца, а тебе побыть пассажиркой вон того транспорта, — и указывает рукой за свою спину на громадный белый шар с черной кошкой. И что-то екает внутри, и сердце пропускает удар. Не может быть. Вот так совпадение. И рука сама тянется к шее, находит цепочку, на которой звякают золотое кольцо и серебряная кошка.