Я отвечаю за свою страну
Шрифт:
— Каждому в рабочем порядке, — предложила Демина. — Все равно ведь инструктаж будете делать. Пусть лучше наш бравый лейтенант, — вновь подкольнула она, — скажет, что с подростками делать. Недавно повозку с фермы угнали, лошадь распрягли и целый день гоняли…
— Разрешите, я вопрос вам задам, Галина Петровна? — перебил ее Федорков. — У вас, если не ошибаюсь, высшее образование?
— Высшее… А какое это имеет отношение?
— А такое. Вы хоть раз в году выступили перед молодежью на какую-нибудь воспитательную тему? Ну хотя бы на тему выбора профессии. Вы зоотехник, вуз окончили. Завет некрасовский помните? «Сейте разумное, доброе, вечное». Ни разу вы еще, Галина Петровна, не выступили перед молодежью. А вопросы задавать — это мы мастера. Вы не обижайтесь, я не только лично вас критикую. И дело не только в лекциях и беседах. Давайте все мы будем активными в воспитании молодежи. Подростки катаются на лошадях — вы некуда деть накопившуюся энергию. А что мы можем предложить им взамен? Телевизор посмотреть, в кино сходить? Им действовать хочется, понимаете, действовать! Они и действуют, хорошо еще, что не в пьяном состоянии.
— У меня есть два предложения, — продолжал Федорков. — Может, и не прямо по охране общественного порядка, но я их долго обдумывал. Сегодня выскажу. Можете смеяться надо мной, но выскажу. Первое: почему до последнего времени ни рабочком совхоза, ни сельсовет не поставили вопрос вспашки личных приусадебных участков на организационную основу? Сейчас что делается? Как огороды пахать — у Егора Гаврилова, которому новый дизель дали, нос, как слива, крепким градусом наливается. И забурил мужик на неделю. Для соседских ребятишек — цирк, живой мультфильм. Они ж его Винни-Пухом прозвали. Смеются. А кто гарантирует, что подражать не станут? Ляпсус? Несомненно. Наш с вами ляпсус, товарищи депутаты. Предлагаю — огороды пахать по заявкам, в порядке очереди, и без магарычей, а за установленную плату.
Малашук всем своим тучным корпусом развернулся в сторону Федоркова, с интересом слушал его, будто видел впервые. Либединский, секретарь парторганизации совхоза, раскрыл блокнот и быстро делал пометки. Федоркова ему слушать приходилось, но все больше с отчетами о своей работе, а тут парень в жилу ударил.
— Второе, — сказал Павел. — Я тут присмотрел один пустырь. Еремкин бугор называется, тот, что на въезде к Тужиловке. Ныне там свалку рухляди сельские неряхи устроили. А место для села парадное, видное. Предлагаю сквер там заложить, аллеи, цветочные клумбы. У нас в Заборье цветы пока не особенно жалуют. Палисадников пять-шесть с цветниками наберется от силы. А сквер так сажать предлагаю. Провожают в армию трех-четырех парней — будьте добры, посадите на память по березке, клену или ясеню, кто что пожелает. Десятилетку кто окончил — тоже. Женился молодой человек, девушка замуж вышла, первенец народился — заложи памятку. Уедешь куда после — тянуть к родным местам будет шелест зеленых ветвей.
— Ого, да наш участковый еще и поэт, — вырвалось у Нестеркина. Федорков смутился.
Встал Либединский, сосредоточенный, серьезный.
— Федорков — депутат молодой, горячий. Горы рвется свернуть. Говорю не в осуждение. Хоть и многовато для первого раза он наговорил, по дельного немало.
— Да хватит, Григорий Борисович, турусы разводить — дело парень сказал, продул нам мозги, — сказал Нестеркин. — Вот, например, насчет сквера. В самую точку попал, чего тут обмозговывать? Яснее ясного.
…Мотоцикл пришелся Федоркову по душе. У него была отличная компрессия, энергичный, ненатужный голос, ровное дыхание. Стоило только Павлу повернуть слегка ручку подачи газа, как стальное тело машины наполнялось нетерпеливой дрожью, готовое рвануться и лететь вперед.
— Поцарапали ее маленько, а вообще машина хорошая, — похлопал по голубой люльке завгар.
— Подкрасим, наведем косметику, — не скрывая радости, ответил Федорков и вывел мотоцикл из гаража, вырулил на сельский выгон.
Опустив ремешок фуражки, чтоб не сорвало ветром, он включил первую, вторую, затем третью скорость. Ветер засвистел в ушах. Побежали мимо придорожные кустики, завихрились под колесами соломинки, кукурузные листья. Через несколько минут — уже на четвертой скорости — Заборье осталось позади, приближалась порыжевшая дубрава, за которой последует пологий спуск, затем откроются нежно-зеленые просторы озимых всходов. А там, в ложбинке, и Косыревка. Признаться, редко бывал он в этой деревеньке. Людей там, кроме своих помощников-добровольцев, мало еще знал. Считалась деревенька тихой, а надо было бы получше с ней познакомиться.
Но вскоре другие мысли вытеснили эту. Павлу вспомнилось, как заместитель начальника райотдела Журавлев при последней встрече допытывался у него, нет ли чего нового по одной нераскрытой краже. Но ничего дополнительного Федорков сообщить не мог.
— Ты не обижайся, Павел Федорович, — сказал тогда Журавлев. — Но не можем мы вот так… ждать у моря погоды. Искать надо, землю рыть под ногами. Пойми — не найдем вора, он еще нам чего-нибудь преподнесет.
— Но что я… не стараюсь, что ли? Пока ничего не получается. Вы же тоже приезжали, осмотр делали.
— Делал. И не дремлю. Я за это время занялся тут проверками, собрал кое-какие данные, деталь интересную выяснил. Кроме денег-то, помнишь, ящик перцовки из магазина взят…
— Да… початый ящик.
— Так вот, мотай на ус. Перцовка в тот день в продаже была только в двух магазинах района — в райцентре и у вас в Заборье. Узнай, может, продавщица припомнит, сколько успела продать бутылок до кражи и кому. И покрути шариками, Федорков, покрути.
Павел после разговора с Журавлевым выяснил: перцовки был получен только один ящик, продавщица успела продать из него семь бутылок, остальное утащил вор. Дневную выручку забрал, конфет несколько килограммов и тринадцать бутылок перцовки. Но далее этих арифметических изысканий — ничего.
Мотоцикл пролетел по деревянному мосточку у въезда в Косыревку и, несколько сбавляя пыл, пошел на взгорок. Перейдя на вторую скорость, Павел подрулил к крайнему дому, где узкогрудый старик в солдатском ватнике, в валенках и фуражке пограничника возился на огороде.
— Здорово, дедусь!
— Здорово, начальник, кхе-кхе… коли не шутишь.
— А чего мне шутить, дед? Некогда шутить! Ты меня знаешь?
— Дак чего ж… из милиции ты. По делу небось.
— Где тут, дедусь, Матрена Рябцева живет? Поедем, покажешь.
— Ну дак что ж… это можно. Вон домишко-то ее под ясенем, пятый отсель лепится.
Домик Матрены Рябцевой в два окошечка и из бросового леса был срублен, видимо, давно. Отдельные бревна сруба уже подгнили, и он как бы ссутулился. Почерневшая от дождей и снеговых вод соломенная крыша в отдельных местах просела и кое-где проросла зеленой замшей мха. Дом доживал вместе с хозяйкой. На дворик из мелкого плитняка-камня ронял последние латунные перистые листья раскидистый ясень. Лежала изрубцованная шрамами колода для рубки дров.