Я Пилигрим
Шрифт:
В конце завещания я назначил своими душеприказчиками Финбара Ханрахана, адвоката с Парк-авеню, и Джеймса Бальтазара Гросвенора, президента Соединенных Штатов. Пусть уж первое лицо государства окажет такую услугу человеку, которому суждено умереть за свою страну.
Набрав номер портье, я услышал сонный голос дежурившего сегодня юного клерка и пригласил его зайти в мой номер. Не дав парню возможности прочесть содержание документа, я попросил его засвидетельствовать достоверность моей подписи. Я запечатал письмо, адресовав его Финбару, после чего вложил в другой конверт, на котором написал имя Бена,
Сунув все это под дверь темной комнаты Бена, я вернулся в свой номер, сбросил ботинки и лег, не раздеваясь, на постель. В тишине ночи мне вспомнились строчки стихотворения, ни названия, ни автора которого я не помнил:
Спала я долго, и мне снилось, Что жизнь прекрасна, как цветок, Но, пробудившись, убедилась, Что жизнь – всего лишь тяжкий долг [27] .Жизнь – это долг. И как любой солдат, идущий в бой, я размышлял о том, что ждет меня впереди. По правде говоря, я не думал об успехе или славе. Просто надеялся, что выполню свои обязанности с честью и достоинством.
27
Стихотворение американской писательницы Луизы Мэй Олкотт (1832–1888).
Глава 28
В одиннадцать часов утра на небе не было ни облачка – тепло не по сезону. Кумали приехала точно в назначенное время.
Я ждал ее на тротуаре у гостиницы, облачившись в кроссовки, слаксы и летнюю свободную рубаху – самый подходящий вид для пикника. Беретта была засунута сзади за пояс брюк, главным образом для декорации, как часть легенды о не знающем сомнений тайном агенте. Я знал, что пистолет меня не спасет: скорее всего, вывалится, когда на меня набросятся. Слаксы я выбрал из-за широких карманов: в один из них я поместил свое главное оружие, которое легко мог схватить в нужный момент. Я шел расслабленной походкой, слегка наклонившись вперед.
Черный «фиат» остановился, и я увидел, что Кумали одна. Если я нуждался в подтверждении того, что на самом деле происходит, то только что получил его. Широко улыбаясь, я подошел к передней пассажирской дверце. Она оказалась заперта. Кумали показала жестом, чтобы я занял место на заднем сиденье. Наверное, это нормально для мусульманской женщины – везти мужчину навстречу смерти, но ни в коем случае не садиться с ним рядом.
Открыв заднюю дверцу, я залез в машину и спросил:
– А где малыш?
– Это экскурсия для школьников младших классов, – ответила Кумали, – и я разрешила ему ехать вместе с детьми. Мы встретимся с ними на месте: мальчик хочет похвалиться своим американским другом.
Кумали была хорошим копом, но, играя роль, подобно актрисе, слишком много думала о своих репликах и казалась неестественной.
– Что за экскурсия? – поинтересовался я, держась так, словно между нами были прекрасные отношения.
– Археологическая. «Плавающие руины», как зовут их дети. – Она рассмеялась и, кажется, немного расслабилась. – Интересное место, надеюсь, что вам там понравится.
Я в этом сильно сомневался.
– Далеко отсюда?
– Приличное расстояние, если ехать на машине, но я взяла напрокат прогулочный катер с полукаютой. Если вы не против того, чтобы побыть немного палубным матросом, получится намного быстрее, да и виды гораздо живописнее. Этим же путем мы привезем сына назад: он обожает катера.
Их замысел был мне понятен. Машину преследовать легко, а катер – почти невозможно: слишком широкий обзор и нет транспорта, за который можно спрятаться. Этим людям надо было знать наверняка, что мне никто не поможет.
– Звучит заманчиво, – сказал я.
Конечно, я так не думал. Несмотря на годы упорных тренировок и разработанный мною план, я ощущал, как распускаются и охватывают горло щупальца страха. Это очень нелегкое дело – идти вперед, зная, что тебя ждет смертельная опасность.
Кумали свернула с дороги в сторону небольшой, укрытой среди скал бухты: старый причал да полудюжина стоящих на якоре суденышек. Сидя сзади, я не мог разглядеть, взяла ли она с собой устройство, имевшее ключевое значение в моем плане. Если нет, он не сработает.
– Вы захватили с собой мобильный телефон? – спросил я.
– Зачем? – поинтересовалась она, настороженно следя за выражением моего лица в зеркале заднего вида.
Я пожал плечами:
– Мы ведь не хотим оказаться на тонущем катере и отчаянно размахивать руками, моля о помощи?
Кумали улыбнулась, напряжение явно спало.
– Конечно захватила. – Порывшись в джинсах, она извлекла телефон.
Итак, миссия продолжалась, пути назад не было.
Моя спутница остановила машину на стоянке, я расстегнул ремень безопасности.
– Надо что-то выгрузить?
– В багажнике корзинка для пикника. Я не пью спиртного, но захватила с собой немного пива. Там много всякой еды – угощайтесь.
«Приговоренный к смерти насладился обедом», – подумал я и едва не рассмеялся. Осознав, что мною овладевают беспокойство и страх, я постарался не давать им воли. Вытащил корзинку с едой из багажника и направился к причалу вслед за Кумали. Она нагнулась, чтобы бросить швартовый канат от небольшого катера с полукаютой, старого, с деревянным корпусом, но весьма ухоженного. Интересно, дорого ли стоит взять его в аренду на один день?
Кумали разогнулась и, не видя, что я слежу за ней, внимательно посмотрела в сторону маленькой бухты. При утреннем свете все выглядело очень красиво: бирюзовая вода, пустынный пляж, беленые домики. И вдруг наступило прозрение: я понял, что женщина фиксирует пейзаж в памяти, прощаясь со всей этой красотой. Прежде я не раз задавался вопросом, достаточно ли напугал Кумали, и теперь видел, что перспектива Яркого Света и сиротского приюта в Болгарии ввергла ее в ужас. Я полагал, что в самое ближайшее время они с братом и малышом собирались выехать в сторону иракской или сирийской границы. И подумал, что, если вдруг пропаду без вести, Кумали будет главной подозреваемой. Да уж, выбирать в сложившейся ситуации женщине не приходилось. Для всех нас пребывание в Бодруме подходило к концу.