Я Пилигрим
Шрифт:
– Я думаю, дело было так, – сказал Брэдли. – Скотт Мердок окончил Колфилдскую академию, учился в Гарварде, а потом был приглашен для участия в какой-то закрытой правительственной программе. Он стал тайным агентом, жил под сотней разных имен, в том числе и под фамилией Кэмпбелл…
Я не отрывал взгляда от фото в ежегоднике, пытаясь вспомнить членов команды по сквошу. Одного парня звали Декстер Коркоран: настоящий подонок, его все ненавидели. Другие были еще бо`льшие придурки, даже имен их не помню. Психолог назвал бы это осознанным подавлением.
– Возможно, мистера Мердока выгнали из мира спецслужб или же он сам устал от такой жизни, – продолжал Брэдли. – Так или иначе, он въехал во Францию по паспорту Кэмпбелла, написал книгу, чтобы передать свои знания другим, и опубликовал ее под именем Джуда Гарретта, уже мертвого на тот момент агента ФБР.
Я продолжал упорно молчать. Коп пожал плечами и заключил:
– И вот мы наконец с вами встретились.
Да, несомненно, Брэдли с женой проделали просто потрясающую работу, но, как я обычно говорю, это их сегодняшнее открытие, а завтра отличится кто-то другой.
Что же касается меня самого, то теперь мне оставалось только одно. Я встал. Пришло время пускаться в бега.
Глава 10
Брэдли догнал меня в переходе из красивого двора отеля в величественную галерею. Несмотря на хромоту, он передвигался удивительно быстро.
Я коротко попрощался с ним и направился было к выходу, но коп схватил меня за руку:
– У меня есть к вам одна просьба. Именно поэтому мы с Марси сейчас в Париже.
Я покачал головой:
– Извините, я тороплюсь.
– Пожалуйста, выслушайте меня.
Он перевел дыхание, собираясь с силами, чтобы начать говорить. Но я не дал ему шанса это сделать и решительно отвел руку Брэдли, намереваясь уйти.
– Нет, – властно сказал он.
Оглянувшись, я увидел, что люди за ближайшими столиками смотрят на нас. Не хотелось устраивать сцену, и собеседник воспользовался моим замешательством.
– Когда опускаешься глубоко вниз, во тьму, все становится другим, – тихо произнес Бен. – Ранение заставило меня взглянуть на все иначе – на жизнь, отношения с Марси, работу. Особенно это касается моей профессии. Если и имелось что-то позитивное…
С меня было достаточно.
– Извините, – заявил я. – Ваша рана, по-видимому, была ужасна, и я рад, что вы поправились, но мне нужно срочно уладить свои собственные дела.
Я не располагал временем, чтобы выслушивать душещипательные истории из жизни человека, которого больше никогда не увижу. Следовало срочно покинуть Париж, чтобы обрести убежище в другом месте. На кону стояла моя жизнь, и я не мог позволить себе вести пустопорожние беседы.
– Ну пожалуйста, еще всего одну минутку! – попросил Брэдли.
Мгновение поколебавшись, я тяжело вздохнул и кивнул: пожалуй, я должен был уделить этому человеку немного внимания в благодарность за рассказ о том, насколько умело он разложил по полочкам всю мою прежнюю жизнь. Но я намеренно не проявил по отношению к собеседнику ни капли сочувствия, всем своим видом давая понять: Стена Плача находится в Иерусалиме, а ему надо побыстрее закругляться.
– Вы не спросили, как именно я получил увечье. Спасибо вам за это. Конечно, профессионалы обычно о таком не говорят. Большинство из нас попадали в ужасные переделки, поэтому нет смысла вдаваться в подробности.
«Да сколько же можно переливать из пустого в порожнее! Давай уже наконец по существу», – раздраженно подумал я.
– Я уже говорил вам, что попал в ловушку в горящем здании. Маленькое уточнение: я находился в Северной башне Всемирного торгового центра, когда она рухнула.
Глава 11
Брэдли продолжал говорить, но и по сей день у меня нет четкого представления о том, что он тогда пережил. Мы как-то незаметно вернулись к нашему столику. Я проклинал себя за глупость и слушал его не слишком внимательно. Неудивительно, что этот человек имел проблемы со здоровьем, вызванные посттравматическим стрессом, что он провел несколько недель в палате интенсивной терапии, что страдал от комплекса вины выжившего и что ему понадобилось осуществить совершенно невероятное расследование для того, чтобы воскреснуть из мертвых.
Брэдли уже упоминал раньше, что в темноте сжимал в своих объятиях какого-то парня, слыша, как тот умирает. А в это время за пределами их бетонной могилы горел Южный Манхэттен. Мне же хватило сообразительности сделать вывод, что Брэдли получил первое огнестрельное ранение в бедро, а второе – в легкое. Да уж, аналитические способности у меня хоть куда! Так что, может быть, и к лучшему, что я вышел в отставку.
От суровой самооценки меня отвлек голос Брэдли, который что-то спрашивал. Оказывается, он достал мобильный телефон и поинтересовался:
– Не возражаете, если я узнаю, как дела у Марси?
Я кивнул. Он набрал номер, дождался соединения, после чего отвернулся и произнес несколько коротких слов. Я их не расслышал. Затем коп отправился за новой порцией кофе и выпечки. Надеюсь, у него была карточка с неограниченным кредитом.
– Я упомянул про одиннадцатое сентября. Это важно, поскольку имеет непосредственное отношение к тому, о чем я хочу вас попросить.
– Продолжайте, – мягко сказал я, моментально устыдившись и передумав отправлять собеседника к Стене Плача.
– Чтобы хоть немного прийти в себя, я решил посетить эпицентр взрыва, то место, где стояла Северная башня. Долго смотрел на нее. Господи, как же там было холодно! И тут я понял, что настолько зол и выбит из колеи, что почти утратил надежду обрести когда-нибудь душевный покой. Не в угонщиках самолетов дело – они уже мертвы. И увечья тоже не были причиной моей ярости, – главное, я остался жив. Я гневался из-за несправедливости, царящей в мире, из-за того, как безалаберно он устроен. Многие погибли в тот день в конечном счете не из-за пожаров или рухнувших зданий, а из-за сострадания. Отчаянные попытки выручить из беды других людей, часто совершенно незнакомых, стоили жизни тем, кто их спасал.