Я Пилигрим
Шрифт:
Однажды вечером, в пятницу, охранник, проходивший через сад на задворках здания, увидел старый брезент, натянутый между двумя пальмами поблизости от водопроводной трубы, используемой для поливки растений. Через несколько дней там же появились маленькая походная плитка, поврежденный газовый баллон и изношенный холодильник. Но множество людей, которые шли от автостоянки к входу в институт, так и не увидели новосела, даже после того, как к его вещам добавились Коран в потрепанном переплете и два старых одеяла.
К тому времени уже было поздно принимать меры: начался Рамадан, девятый, священный месяц исламского календаря. Коран, лежащий на одеяле, служил для всех молчаливым напоминанием, что согласно исламу необходимо заботиться о нищих, путешественниках и бедняках. Разве найдется правоверный, который во время Рамадана выгонит бездомного с насиженного места?
Лишь тогда обретший защиту в религии Сарацин, оставив «ниссан» на стоянке супермаркета, явил себя миру, выйдя из сухого кустарника и расположившись под брезентом, словно всегда там сидел. Судя по всему, он действовал согласно тщательно продуманному плану. Бородатый и оборванный, в своем безликом длинном одеянии и головном уборе, он ничем не отличался от бесчисленных палестинских беженцев. Бродяга открыл кран на трубе, налил себе воды и принялся читать Коран.
В предписанное время он наполнял кастрюлю, совершал омовение, предшествующее пяти ежедневным молитвам, и расстилал свой коврик, обращаясь в сторону Мекки (или туалета для охранников – в зависимости от того, как на это посмотреть).
Никто не выражал недовольства по поводу его присутствия – первый барьер был взят. На следующее утро он приступил к работе: мыл окна припаркованных машин, подметал мусор, а в остальное время охранял институтскую автостоянку номер три. Как и большинство беженцев, он никогда не просил денег, но выставлял блюдце на пешеходную дорожку, на случай, если у кого-то возникнет желание заняться благотворительностью.
По любым меркам проделано все было блестяще. Через несколько недель, когда было обнаружено изуродованное тело одного из руководителей института, его здание и окружающую территорию заполонили полицейские и тайные агенты. Заподозрив в убийстве бездомного, они попытались создать его фоторобот. Все опрошенные сошлись во мнении: рост около шести футов, густая черная борода – и больше ничего определенного.
В мире спецслужб историю жизни – маску, выдуманную, чтобы скрыть подлинную личность человека, – называют легендой. Бродяга-оборванец с автостоянки номер три, уроженец Саудовской Аравии, выпускник медицинского факультета Бейрутского университета, герой Афганской войны, создал легенду палестинского беженца столь мастерски, что она сделала его фактически невидимым. Даже для профессионала это было бы большим достижением, если же говорить о любителе, не имеющем средств и специальной подготовки, такой результат и вовсе следует признать выдающимся.
Через неделю после своего появления Сарацин в самые жаркие часы обычно сидел сгорбившись с Кораном в руках в пальмовой роще у входа в здание института, наслаждаясь прохладным ветерком от кондиционера. Люди посмеивались над изобретательностью бродяги, но на самом деле жара нисколько его не беспокоила: этому человеку приходилось жить в раскаленном аду афганского лета, после которого осень в Дамаске казалась вполне терпимой. Но эта позиция под кондиционером давала ему возможность в мельчайших деталях видеть через толстое листовое стекло, как осуществляется проверка, которой подвергался всякий вошедший в здание. Убедившись, что детально понял эту процедуру, Сарацин стал мысленно прикидывать вес – в прямом и переносном смысле – людей, работавших в этом учреждении.
Заместитель директора института всегда уходил одним из последних. Его звали Башар Тласс, возраст – за пятьдесят. Он имел родственные связи в правящей элите, был когда-то видным сотрудником сирийской тайной полиции и законченным негодяем.
Однако ни его высокое положение в обществе, ни квалификация инженера-химика, ни садистская манера душить людей во время допросов в пору работы в тайной полиции – все это никак не объясняло, почему именно он был избран в качестве жертвы. Для всех, включая и самого Тласса, было бы большой неожиданностью узнать, что причиной этому стал его вес – сто восемьдесят пять фунтов (так, во всяком случае, на глазок оценил его врач, сидевший в тени пальмовых деревьев).
Сарацин наметил жертву, и теперь ему оставалось только ждать. В мусульманском мире тридцать дней Рамадана, сопровождаемых постом, молитвами и сексуальным воздержанием, заканчиваются настоящим взрывом пиршеств, раздачи даров и щедрого гостеприимства – праздником разговения, называемым Эйд-аль-Фитр. Накануне вечером почти все рано заканчивают работу, чтобы подготовиться к ритуалу молитвы на утренней заре, после чего наступает день безудержного чревоугодия.
Дамаск в этом смысле не является исключением. К четырем часам дня банки и офисы сирийской столицы закрылись, дороги опустели. Тласс вышел из дверей института и услышал, как охранники на своем посту приводят в действие электронное устройство блокировки. Это означало, что здание совершенно пусто. Тласс прекрасно знал, что, как только он скроется из виду, охранники полностью включат систему защиты здания и спокойно разойдутся по домам, чтобы готовиться к празднику.
Много лет назад директор попытался заставить охранников работать во время праздника Эйд-аль-Фитр. Но они этому воспротивились и нашли поддержку в лице имамов мечетей, в которых молились сотрудники института. Так что администрации волей-неволей приходилось закрывать глаза на это нарушение дисциплины. И уж конечно, никто лучше Тласса не знал, что Сирия – полицейское государство. Неужели найдется хоть один идиот, который возьмет на себя смелость вломиться в правительственное учреждение?
Он получил ответ на этот вопрос всего через несколько минут, когда направлялся к своей машине по дорожке, разделяющей два сада. Окружающие здания и парковки были пустынны, поэтому замдиректора слегка встревожился, когда, повернув за угол и оказавшись в окружении живых изгородей и пальм, услышал за спиной шорох. Тласс резко обернулся и едва сдержал улыбку, убедившись, что это всего лишь глупый палестинец, тот самый, что всякий раз норовит вымыть ветровое стекло его внедорожника, хотя он ни разу не бросил и пиастра в оловянное блюдце бродяги.
Теперь этот нищий, как видно, решил, что загнал его в угол: он беспрерывно кивал, подходя к нему и протягивая свое блюдце, чтобы Тласс положил туда деньги, бормоча традиционное приветствие: «Эйд Мубарак» (то есть «Благословенный праздник»). Тласс ответил на него, как того требует обычай, но ничего не дал, отведя блюдце в сторону, чтобы продолжить свой путь.
И тут Сарацин, стремительно выбросив вперед руку, вцепился в шею Тласса. Тот, не успев даже испугаться, понял, что его душат.
Первая мысль заместителя директора была рождена яростью: ну уж нет, он не даст этому беженцу никаких денег. Чтобы их получить, тому придется его убить. А потом в голову ему пришла и вторая мысль: неужели этот попрошайка, питающийся отбросами, может быть столь дьявольски силен?
Тлассу уже не хватало воздуха, и он пытался вспомнить прием рукопашного боя, который позволил бы ему освободиться от удушающего захвата, но внезапно ощутил у основания шеи жгучую боль. Тласс хотел закричать, но не смог. Он сразу понял, что это не нож: тогда ему перерезали бы горло и теплая кровь струилась бы сейчас по груди. Правильный ответ забрезжил в его мозгу, когда огненный шарик взорвался в мышце шеи и разлился в крови.