Я Пилигрим
Шрифт:
Действительно, мертвого человека никто не заподозрит в преступлении. Разве может быть алиби лучше этого?
Глава 27
На следующий вечер я обедал с Беном и Марси, но ничего не сказал им о своей новой теории. Я хотел, чтобы она как следует прокрутилась в моей голове, и тогда можно будет сделать вывод, укладываются ли отдельные элементы в сложную архитектурную конструкцию.
В благодарность за домашние обеды Марси я пригласил супругов в японский ресторан «Нобу» и где-то между темпурой из креветок и филе желтохвоста сообщил, что передумал и с радостью приму участие в семинаре.
Оба удивленно воззрились на меня. Первой нарушила молчание Марси:
– Позвольте мне угадать: вы тоже обрели веру в Иисуса?
Я улыбнулся. Но поскольку мы с Беном были мужчинами, я не хотел смущать Брэдли рассказом о необычном мемориале, который обнаружил рядом с эпицентром взрыва, да и, откровенно говоря, сам стеснялся упоминать о тех эмоциях, что испытывал, когда читал о его бесстрашии.
– Возможно, всему виной вновь обретенное чувство дома, – пояснил я. – К тому же пришло время что-то сделать для общества.
Брэдли чуть не поперхнулся своим саке. Они с Марси переглянулись, и Бен сказал:
– Весьма похвально. Почему бы вам тогда не вступить в «Армию спасения»? И все-таки, не сочтите меня излишне любопытным, позвольте поинтересоваться: есть ли у нас шанс узнать подлинную причину?
– Боюсь, что нет, – ответил я, улыбнувшись в ответ и вспоминая шестьдесят семь этажей и инвалида в кресле-каталке, который, судя по фотографии, был крупным парнем.
Повисло неловкое молчание. Наконец Марси сообразила, что объяснений от меня все равно не дождешься, и сменила тему:
– Не приходила ли вам в голову мысль посетить место, где вы жили в детстве?
Теперь настала моя очередь удивляться. Я уставился на нее как на сумасшедшую:
– Вы имеете в виду Гринвич? И как, интересно, вы это себе представляете? Я должен, по-вашему, нажать на кнопку переговорного устройства и попросить этого рейдера, чтобы он разрешил мне осмотреть его владения?
– Можете, конечно, попробовать, но я его немного знаю и полагаю, что это вряд ли сработает, – сказала Марси. – Я думала, вы видели статью в журнале «Нью-Йорк».
Поставив на стол стакан с водой, я вопросительно взглянул на нее.
– Местное общество садоводов демонстрирует эти земли, чтобы собрать деньги на благотворительность, – объяснила она. – Если вас это заинтересует, мы с Беном с радостью присоединимся к вам.
В голове вертелась мысль: «А действительно, не съездить ли в Гринвич?» Но я решительно отказался:
– Нет, спасибо, Марси. Это всего лишь дом, и он для меня ничего не значит. Давнее прошлое.
Однако, уйдя от Брэдли, я тут же купил экземпляр этого журнала, а на следующий день позвонил в Коннектикутское общество садоводов и заказал билет на субботу.
Представляю, как отреагировал бы на это Билл. Он наверняка сказал бы: «Две сотни долларов за удовольствие увидеть несколько деревьев? А разве в Центральном парке они недостаточно хороши?»
Утро выдалось просто великолепное. Когда я ехал в такси по тенистым проспектам Гринвича, штат Коннектикут, солнце стояло высоко в безоблачном небе. Я мог бы сказать шоферу, чтобы тот довез меня до подъездной аллеи перед домом, но мне хотелось пройти пешком и немного оживить воспоминания. Огромные кованые железные ворота были открыты. Я отдал свой билет немолодой леди с приколотой к платью розочкой и вступил в свое прошлое.
Удивительно, как мало тут все изменилось за двадцать лет. Платаны по-прежнему образовывали полог над аллеей, усыпанной мелким, как горох, гравием. Европейские березы придавали своеобразную прелесть склонам холмов, на тенистых полянах все так же красиво цвели рододендроны. На середине подъездной аллеи в листве специально была оставлена прогалина, чтобы визитеры могли в первый раз бросить взгляд на дом. О, что это был за дом! Если в свое время архитектор задался целью поразить воображение окружающих, то это ему вполне удалось.
Я замедлил шаг и вновь взглянул на свой Авалон. Он стоял в отдалении, фасад отражался в водах декоративного озера. Дедушка Билла в 1920-е годы ездил в Англию и жил там в Кливдене у Асторов [8] , в их ошеломляюще громадном доме в итальянском стиле на берегу Темзы. Вернувшись с дюжиной фотографий, он показал их своему архитектору и велел построить «что-нибудь похожее, только еще красивее».
Строительство завершилось за шесть месяцев до того, как грянул Черный понедельник: 28 октября 1929 года произошел крупный обвал фондового рынка, и вскоре началась Великая депрессия. Так что наряду с Мар-а-Лаго, домом Марджори Мерриуизер Пост [9] в Палм-Бич, это был один из последних великих американских особняков двадцатого века.
8
Асторы – крупнейшие, наряду с Рокфеллерами и Вандербильтами, представители американской буржуазной аристократии XIX – начала XX века.
9
Марджори Мерриуизер Пост (1887–1973) – наследница семейного состояния торговцев зерном, большая ценительница изящных искусств.
Окинув взглядом стены из индианского белого камня, пламеневшие в утреннем свете, я обнаружил три высоких окна в северной части особняка. Там когда-то была моя спальня. Я невольно вспомнил другую спальню, в бедном домике на окраине Детройта, и весь тот ужас, что пережил в раннем детстве. Затем я перевел взгляд на озеро, на берегах которого провел так много времени, бродя в одиночестве.
Под болотными дубами я увидел покрытый травой мыс: отсюда мы всегда отплывали, когда Билл учил меня ходить под парусом. В детстве он часто проводил время в Ньюпорте и буквально влюбился в огромные красивые яхты, которые участвовали в регате «Кубок Америки». Когда я подрос, мой приемный отец заказал сделать для нас – даже предположить не могу, в какую сумму это ему обошлось, – уменьшенные копии двух знаменитых яхт, «Австралия II» и «Звезды и полосы». Они были более пяти футов в длину и имели дистанционно управляемые паруса и рули, приводимые в действие лишь ветром и мастерством яхтсмена.
Как сейчас вижу Билла: этот безумец на всех парах мчится по озеру, устанавливая паруса, пытаясь перекрыть поток ветра и не дать ему дойти до моей лодки. Он стремился опережать меня у каждого буя. И лишь когда я победил Билла три раза подряд, он взял меня на Лонг-Айленд и научил управлять двухместным яликом – то был высший пилотаж.
Я не склонен к хвастовству, и, надеюсь, вы мне поверите, когда я без ложной скромности скажу, что обладаю врожденным даром ходить под парусом. Нет, правда, я нисколько не преувеличиваю. Помню, как-то в субботу, сидя на перевернутой лодке, Билл сказал, что у меня есть шанс попасть на Олимпийские игры.