Я подарю тебе землю
Шрифт:
За свою долгую жизнь, ведь у нее начали серебриться виски, она основала более ста тридцати монастырей, а прошлым летом лично отправилась в Рим, чтобы обсудить с Папой вопрос об отлучении от церкви своего внука и блудницы, с которой он живет, не таясь. Эрмезинда искренне верила, что за одно это Господь должен ее вознаградить.
Потом ее мысли цеплялись за эти воспоминания и быстро переносились к настоящему времени, когда ей предстояло принять важное решение относительно двух графств, наследства мужа.
Местом важной встречи был выбран замок Вилоприу. Представители другой стороны в переговорах сочли остальные замки по эту сторону Пиренеев неподходящими. Альмодис де ла
Представители обеих сторон, Роже де Тоэни со стороны Эрмезинды и Жильбер д'Эструк — со стороны Альмодис, договорились об условиях встречи. Третейским судьей по общему согласию был выбран епископ Гийем де Бальсарени. Обе дамы возлагали на эту встречу большие надежды, а потому решили усмирить свою гордость и пойти на некоторые уступки, чтобы достичь хоть какого-то взаимопонимания. Так, Альмодис пришлось смириться с тем, что скромный замок, в котором происходила встреча, находится гораздо ближе к Жироне, чем к Барселоне. Взамен ей обещали, что троны обеих графинь будут одной высоты, а в зал для аудиенций она войдет после Эрмезинды, а это значит, что ждать придется старой графине.
Замок, как и многие другие, построили в целях укрепления границы. Донжон [22] был окружен крепостной стеной, под ее защитой приютилась часовня. Крестьяне, зная, что закон обязывает сеньора их защищать, лепили свои лачуги у самого подножия крепостной стены, за которой всегда могли укрыться в случае нападения, и владелец замка обязан был их впустить, в противном случае ему грозили серьезные неприятности, вплоть до отлучения от церкви. Сам замок принадлежал графу де Ампурьяс, соседу и бывшему свату графини Эрмезинды; встречу в замке назначили с его молчаливого согласия, графиня уже не впервые разрешала свои тяжбы внутри этих стен.
22
Донжон — главная башня в европейских феодальных замках, находилась внутри крепостных стен.
Эрмезинда прибыла со своим эскортом накануне, а на следующий день, и это время было выбрано неслучайно, более многочисленный отряд Альмодис потребовал впустить их в замок. В шестом часу, после положенного отдыха, как договорились Роже де Тоэни и Жильбер д'Эструк, подготовили зал для встречи. В глубине установили два трона для обеих благородных графинь, а чуть ниже — сиденья попроще для их капитанов.
Между ними, лицом к тронам, поставили аналой, откуда епископу предстояло выполнять трудную миссию арбитра. С каждой стороны находились небольшие столики с письменными принадлежностями для двух писарей, чтобы составили истинную летопись событий. Стены украсили знаменами Жироны и Осоны, с противоположной стороны — Барселоны и Ла Марки. Как было оговорено ранее, рыцари обеих дам разоружились и вручили щиты и мечи владельцу замка. Капитаны и епископ заняли свои места, писцы взялись за перья. Все замолчали, ожидая появления графинь.
В черном платье, с графской короной на голове, величавая и торжественная, как и подобает особе ее ранга, в зал вошла Эрмезинда. Она с достоинством уселась на трон справа. Придворная дама набросила ей на плечи мантию, и графиня замерла на троне, безупречно прямая, положив правую руку на подлокотник. Альмодис решила
В зале повисла мертвая тишина. Никто не смел даже кашлянуть. Наконец, епископ открыл церемонию.
— Прошу всех встать, — произнес он.
По залу пронесся гул голосов, смешанный со скрипом половиц и шуршанием одежд. Потом вновь прозвучал голос священника.
— Начнем же наше действо с молитвы Святому Духу, дабы он просветил наши умы, наставил на путь истинный и помог принять верное решение в столь сложных обстоятельствах. Пусть щедрость духа и милосердие возобладают над суетной гордыней на благо христианства и всех графств, чьи представители здесь присутствуют.
С этими словами он возвел глаза к небу и пропел «Ангелус» хорошо поставленным голосом. Все подхватили слова молитвы.
Затем обе графини одновременно опустились на троны, зрители тоже сели — за исключением тех, кому не хватило места, а таких толпилось немало.
Священник начал переговоры словами о важности предстоящего соглашения и передал слово графине Барселонской. Та говорила сдержанно и негромко, как будто обращалась не ко всем присутствующим, а лишь к своей Немезиде, и сделала долгое вступление, прежде чем перейти к интересующей теме.
— Графиня, я присутствую здесь от имени вашего внука, графа Рамона Беренгера I, чтобы достичь соглашения по некоторым вопросам, от которых напрямую зависит будущее Барселоны.
Эрмезинда застыла, словно мраморная статуя; ни единый мускул не дрогнул на ее лице.
Альмодис между тем продолжала:
— Вы — графиня Жироны и Осоны, и прекрасно знаете, что после вашей смерти — да продлит Господь ваши дни на долгие годы! — оба графства перейдут к наследнику по праву рождения, то есть моему супругу. А потому ваш внук решил сделать вам предложение, которое я взяла на себя смелость передать. Во имя благополучия и процветания дома Беренгеров он предлагает вам еще при жизни отказаться от прав на эти графства и предлагает взамен внушительную сумму. Вы можете удалиться в один из основанных вами монастырей и вести душеспасительную и благочестивую жизнь, подобающую даме вашего возраста и заслуг.
В зале повисла гнетущая тишина. Альмодис молча и напряженно ждала ответа Эрмезинды. Та долго не раздумывала.
— Уважаемая сеньора, — произнесла Эрмезинда, давая понять, что не желает именовать Альмодис графским титулом. — Начнем с того, что титул графини Жироны и Осоны принадлежит мне по праву. Этот титул пожаловал мне муж, граф Рамон Боррель, в качестве свадебного подарка в тот день, когда попросил моей руки. Так что прошу передать моему внуку, что я отказываюсь принять это унизительное предложение, более того, в своем завещании я позабочусь о том, чтобы графства перешли к более достойному человеку. Человек должен быть достоин своего титула, пусть даже он получил его по наследству, а не благодаря собственным заслугам. Мой же внук не заслужил свой титул, более того, он его опозорил. Если ему угодно, чтобы Барселоной правила отлученная от церкви блудница, отвергнутая законным супругом, то это его проблема. Но я уж постараюсь, чтобы моих графств этот позор не коснулся.