Я подарю тебе землю
Шрифт:
Поселившись во дворце, Альмодис позаботилась о том, чтобы найти уединенное местечко, подальше от посторонних взглядом и дворцовых интриг. Она потребовала у мужа, чтоб он выделил ей личные покои рядом с его собственной спальней, в башне, некогда служившей помещением для музыкантов. Однако, учитывая обстоятельства и варварские нравы обитателей дворца, предпочитающих войны, а не искусство, комнатой давно не пользовались. Альмодис затратила немало часов и обустроила комнату так, чтобы напоминала о любимой родине.
Как почти все комнаты во дворце, она была оснащена
И теперь воспоминания всплыли в ее мозгу, затуманенном опием, который ее заставили принять, чтобы облегчить боль.
Перед ней вновь встала та холодная ночь, когда в небе светила огромная полная луна, окружённая сияющим кругом, предвещающим снегопад. Дельфин, как обычно, сидел на скамеечке у ее ног. Карлик то и дело отводил глаза и, что было на него совсем не похоже, и молчал. Альмодис оставались последние недели до родов, она готовилась порадовать мужа долгожданным наследником. Смущенная непривычным молчанием своего друга, она ласково упрекнула его:
— Дельфин, друг мой, ты совершенно невыносим. В ту минуту, когда мне нужен твой смех и веселая болтовня, чтобы отвлечь от тяжелых мыслей, ты надулся, как сыч, и наводишь еще большую тоску.
Дельфин повернулся к ней и посмотрел на нее таким взглядом, какого она прежде никогда не замечала.
— Что случилось? — спросила она. — Может быть, я чем-то тебя обидела, сама того не заметив?
Услышав эти слова, карлик очнулся от своих мыслей.
— Как вы можете так говорить? — возмутился он. — Вы моя госпожа, я всем вам обязан.
— В таком случае, что тебя мучает? Что так смущает твой ум, что ты, вместо того, чтобы развлекать приятной беседой, вгоняешь меня в тоску?
— Не знаю, стоит ли говорить... госпожа.
Альмодис, нахмурившись, отодвинула в сторону пяльцы.
— Да что с тобой? Раньше ты ничего от меня не скрывал.
— Не утруждайте себя заботами о разных пустяках.
— О пустяках? Мне интересно всё, что касается тебя.
— Всё дело в том, что это касается вас.
— Тогда я тем более должна знать. Говори сейчас же: что случилось? Мне бы не хотелось прибегать к крайним мерам, они мне отвратительны.
— Сеньора, ничего особенного не случилось, вот только два дня назад у меня было видение.
Графиня долго медлила, прежде чем ответить — сама не зная, почему.
— И что за видение? — спросила она наконец.
— Сеньора, не заставляйте меня об этом рассказывать, — взмолился карлик. — Это, вне всяких сомнений,
Брови Альмодис сошлись у переносицы, предвещая близкую бурю, а губы исказились в гримасе, которую Дельфин прекрасно знал, и ничего хорошего она не предвещала.
— Мне бы не хотелось применять силу, но ты сам меня вынуждаешь. Помнишь тот хлыст, которым мне порой приходится охаживать любимую Красотку, когда она не желает прыгать? Так что не зли меня, я тебя умоляю.
Карлик беспокойно заерзал.
— Я не хотел говорить вам, сеньора, но я думаю, вы должны это знать.
— Да говори же наконец, Бога ради! Это в самом деле настолько важно?
— Сеньора, — карлик нервно сглотнул. — Я отчетливо видел: ваш сын благополучно родится, но на нем — печать Немезиды [24] . Его ждет ужасная судьба.
24
Греческая богиня судьбы и смерти, олицетворяющая жестокий рок, в противоположность Фортуне — богине удачи.
И теперь Альмодис вспомнила об этих словах карлика, ввергнувших ее в ужас, подобно извержению Везувия. Именно поэтому она заявила лекарю, что желает знать всё о новорожденном. Пусть Дельфин и не мог сказать точно, когда именно произойдёт трагедия, она молила Бога, чтобы печать Немезиды, если уж она неизбежна, отметила лишь тело младенца, но не коснулась его ума, поскольку именно здравый ум — главное и необходимое достоинство властителя.
Боль усилилась, однако это, казалось, совершенно не пугало роженицу. Ее тело напряглось, она прикусила бледные губы, а на шее вздулись вены, как тугие струны лютни. В ушах у неё звенел голос повитухи:
— Тужьтесь, сеньора, тужьтесь!..
Наконец, после неимоверных усилий она вдруг почувствовала облегчение, хотя чутье подсказывало ей, что еще не все закончено. Совсем рядом послышался тихий плач новорожденного.
Ее слух уловил едва слышное перешептывание с чуткостью умирающего, который слышит, что говорят в его присутствии родные, считающие его уже покинувшим этот мир. Сначала несколькими фразами обменялись повитуха и лекарь, потом тот что-то шепнул графу.
— Сеньор, у нас уже есть один принц. Если вы не хотите рисковать жизнью графини, то послушайте моего совета: второй ребёнок идёт вперёд ягодицами, и вытаскивать его неудобно. Возможно, ему придётся умереть, чтобы ваша супруга могла выжить.
Затем она услышала далекий голос любимого:
— Делайте так, как считаете нужным, лишь бы она осталась жива. У меня уже есть наследник.
Тут Галеви заметил, что графиня настойчиво велит ему приблизиться. Он тут же оказался возле родильного кресла и наклонился ухом к губам роженицы.
— Я здесь, сеньора.
— Скажите, что происходит?
Ученый еврей долго колебался, прежде чем решился ответить.
— Я требую, чтобы вы немедленно объяснили мне, что происходит! — хрипло повторила Альмодис.