Я познала хаос
Шрифт:
Но Виви… Мерзок по-своему. Я ощущаю это где-то глубоко в сознании, на уровне беспринципной интуиции. Как загнутый коготь, пронзивший мягкую плоть. Как хищник, пригвождающий жертву к месту одной лишь силой своего голода. Как разборчивый смерч, точно знающий какую крепость он желает снести своей непреодолимой мощью.
Ассоциативный парадокс.
Этому сопляку всего ничего. Малявка. Кроха. Карапуз.
Ему бы добытые козявки подсчитывать да погремушки ломать.
А не…
Внушать трепет.
На первом этаже мы с Мартой натыкаемся на Лиллоу. Дворецкий внимательно оглядывается меня, наклоняется, осторожно берет меня за руку и мягко и манерно касается ее губами.
– Очаровательно, юная госпожа.
– Он дарит мне улыбку.
Сияние, громада помещений, роскошность обстановки и дружелюбие людей, - постепенно все это пьянит мое сознание. Погружение в эйфорию - наверное, не то состояние, которое я могу себе позволить. Ведь до сих пор моя вера в то, что происходящее со мной - реальность, чрезвычайно слаба.
Кажется, пошевелюсь чуть сильнее, и сон рассеется. И мне останется довольствоваться единственным теплом, которое я могу себе позволить. Добротой Четыреста пятой.
– Прекрасно, Лето.
Вздрагиваю и стремительно оборачиваюсь.
И тону в этой чарующей эйфории - без сомнений и без сожалений.
Сэмюэль стоит у входа в огромный зал, прислонившись спиной к стене. Такой красивый. Такой бесподобный. Такой сверкающий.
– Ты прекрасна, Лето.
Щек касается жар. В груди зарождается что-то трепещущее, щекочущее изнутри, рвущееся наружу. Медленно бреду прямо к Сэмюэлю.
Ближе. Еще ближе.
На его губах сохраняется улыбка. Добрая. Очаровательная.
Хочу ее себе. Хочу его себе. Чтобы он гладил меня по волосам снова и снова. И улыбался опять и опять.
Теперь мне не вынести его равнодушия. Страшусь быть отвергнутой.
Если я подойду вплотную, может, он обнимет меня? Если приближусь еще чуть-чуть…
Кто-то вцепляется в запястье и грубо разворачивает меня в противоположную от Сэмюэля сторону. Да еще с такой силой, что мои, - наверное, в первый раз в этой никчемной жизни, - чистые волосы, взлетают ввысь и опадают мягким шлейфом, как только я замираю, снедаемая противоречивыми чувствами.
Виви. Белая рубашонка, белые брючки, белые волосы.
Такому бы воплощать все лучшие черты ангельского создания, но быть демоненком ему, похоже, больше по вкусу.
– Что-о?
– Не могу противиться желанию шипеть. Он испортил мне отличнейший шанс произвести впечатление на Сэмюэля, и теперь я чудом сдерживаюсь, чтобы не кинуться на него и не искусать.
– Ч-чего тебе?
А Виви даже не удосуживается мне ответить. Сжимает мое запястье, будто дотошный паразит и парализует меня золотом своих отвратных проникновенных глаз.
– Ч-что?..
– Еще тише спрашиваю я, едва удерживаясь от желания начать вырываться и дико орать.
Мальчишка прищуривается и едва заметно кривится.
– Фу, - произносит он еле слышно. Только для меня.
Его отборное презрение. Персонально для меня.
Виви отпускает мое запястье, и я тут же отпрыгиваю назад, будто вспугнутый дикий зверек.
Он хочет подраться, да? Подраться, да? Подраться?..
Моя спина упирается во что-то твердое, и чьи-то руки скользят по моим плечам. Сэмюэль приобнимает меня, и я срываюсь с края пропасти в нежные потоки сладкой эйфории.
– Прекрати, Вацлав, - просит он, хмуро глядя на сына.
– Ты слишком груб. Будь сдержаннее.
Плевать на малявку. Хочу, чтобы эти объятия стали моей вечностью.
Моим смыслом. Что же я делала раньше? Как жила?
Но даже в этом благодатном тепле меня пробирает дрожь. От взгляда Виви никуда не деться.
Мерзко, мерзко, мерзко.
Смерч давно знает чего хочет. Смерч лишь только начинает наращивать свою мощь.
Смерч жаждет сровнять с землей одну-единственную крепость…
ГЛАВА 18. ЗЕМЛИ АДСКОГО ПЕКЛА
Дикое сегодня
Первое, что вижу, придя в себя, - мертвенно бледное лицо Такеши с нашлепкой пластыря на выпуклости носа. Он нависает надо мной, сжимая в руке с десяток подозрительных приборчиков и упаковок, щупает мой пульс и выглядит при этом как свихнувшийся ученый над раскопанной могилой своего будущего экспериментального образца.
– Еще не сдохла, - хриплю я и отпихиваю врачишку от себя коленом.
– О, хорошо.
– Такеши поспешно прячет свои врачебные аксессуары в одну из многочисленных сумок и нервно потирает ушибленную грудь.
– Периодическая потеря сознания — это, в общем-то, не так страшно. Организм все еще пытается приспособиться к внешним нагрузкам.
– Да, да, бла, бла, - ворчу я и упираюсь локтями в сиденье, чтобы подняться.
– Может, где-нибудь припарковаться?
– предлагает Рашель, ловя мой взгляд в зеркале заднего вида.
Тео, устроившийся впереди, оглядывается через плечо и обеспокоенно наблюдает за моим барахтаньем.
– Не надо.
– Забрасываю ноги на колени Такеши и вцепляюсь в сиденье, чтобы одним рывком поднять свое немощное тело. Наверное, Тео успел уже всех проинструктировать, что я терпеть не могу стороннюю помощь, когда сама едва стою на ногах. Поэтому-то мне и предоставляют возможность самостоятельно подняться. Весьма благодарна ему за предусмотрительность. Сейчас я бы точно вышла из себя, если тот же Такеши попробовал бы придержать меня за руку или еще как-то оказать помощь.
– Мое функционирование налажено. Двигаем дальше.
– Лето, нужно отслеживать твое состояние, чтобы вовремя принять меры в случае осложнений, - говорит Тео.
– Пожалуйста, не молчи, если вдруг почувствуешь себя плохо.
– Лады, - легко соглашаюсь я и, неловко дернув ногой, вмазываю голой пяткой по щеке Такеши. Вот это, честно говоря, случайность. Хотя получилось забавно. Тело чуть ниже поясницы слегка окоченело, и, кажется, скоро какая-нибудь конечность снова откажет.
– Обещаю, буду орать громко и протяжно.
От моих шевелений подол сарафана задирается почти до нижнего белья. А пиджак, одолженный Тео, сползает на пол автомобиля.