Я пришел убить хорвата
Шрифт:
Договорить я не смог. Потому что Людмила вдруг подняла голову и уставилась на меня. Даже теперь, будучи на нее в обиде, я оценил, насколько же она у меня хороша… Вернее, не у меня, теперь уже у НЕГО.
— Послушай, Костя, — увидев, что я замолчал, заговорила она. — Ты много знаешь людей, которые живут без ошибок?.. Ну, скажи, много?
Потом я не раз удивлялся сам себе, как это сразу не понял, куда она клонит. Но только в тот момент у меня и мысли не появилось, как дальше потечет наш разговор.
— Ты продолжай-продолжай, —
— Ну, сделала я глупость, — заговорила она торопливо, словно боялась, что я ее перебью и она не успеет высказаться. — Ну, избей меня, а потом прости… Ты бы знал, как я раскаиваюсь…
Она еще что-то говорила в том же духе. А я ошеломленно молчал. Ничего себе заявочка! После всего того, что произошло…
— А его куда денем? — перебил я жену, кивнув на фотографию улыбающегося мальчугана.
Людмила бросила на карточку мимолетный взгляд и тут же обмякла, опять опустила голову.
— Куда же ты пойдешь? — тихо, тоскливо проговорила она. — У тебя же никого нет…
Надо же, по самому больному, по самому незащищенному месту бьет, — накручивал себя я.
А внутренний голос нашептывал: а ведь и в самом деле никого и нигде у тебя нет. Так чего же ты думаешь? Плюнь на все, да и оставайся. Да, стерва у тебя жена — ну так ведь не у тебя одного. Сколько с тобой мужиков сидело — что же у всех их жены верно ждали своих мужей? Вся-то разница: ты об этом знаешь, а многие делают вид, что не догадываются. Поживешь немного, постепенно все забудется и будете опять жить, как и встарь — дружненько и ладненько.
Да, может быть, — возразил я сам себе. Только эта симпатичная мордашка будет всегда маячить передо мной.
Ну и что? — удивился искуситель. Сколько людей усыновляют чужих детей — и ничего. По статистике десять процентов детей во вполне нормальных семьях рождается, как говорится, от соседов. А формальные отцы об этом чаще всего не подозревают. И даже если подозревают, благоразумно делают вид, что знать о своих рожках не знают, ведать не ведают… Ну а парень он славный — привыкнешь, будешь воспитывать за своего…
Но ведь она меня предала, когда мне было плохо, когда я там лямку тянул, — не мог согласиться я. Она же стерва!
«Предела» — передразнил меня внутренний голос. Говорит же, что ошибку сделала. Кается… Ты-то в жизни всегда ангелочком был, никого не предавал, никогда не ошибался, никому не делал больно? Ну а то, что стерва… Ты что же, раньше никогда со стервами не спал? Или мало мужчин на белом свете живет, которые знают, что у их жен что-то там было в прошлом? Больше сочувствовать надо тем, кто об этом не знает. Оставайся…
Но ты же знаешь, — внушал я сам себе, — что я ей этого все равно до конца никогда не прощу. Если вспылю, когда выпью, обязательно ей пенять стану.
Ну и что? — цинично хмыкнул искуситель. Сама же виновата, так почему бы и не попенять иногда?.. Ты подумай, о чем задумался! Выбор-то небогат!
Почему-то именно такая постановка вопроса едва не решила все. И тогда неведомо, как все пошло бы дальше, как повернулась бы моя жизнь. Потому что, как ни говори, а сидевшая передо мной женщина была МОЕЙ ЖЕНОЙ. И тот человек, которого я не видел и не знал, в случае, если я уйду, будет спать не с какой-то посторонней шаболдой — он будет спать с МОЕЙ ЖЕНОЙ!
Покажите мне мужчину, которого такая постановка вопроса не заденет — и я ему не поверю.
…Все, о чем я так долго писал, всколыхнулось у меня в душе одновременно. Взвихрилось, закружило, сталкиваясь и искря. И я не знаю, что победило бы, если бы не случилось то, что случилось.
— Решать тебе, Костя, — опять глядя на свои нервно подрагивающие пальцы, заговорила, не дождавшись моего ответа, Людмила. — Я понимаю, что тебе ТАМ было несладко. Признаю, что я тебя практически предала. Все так. Только ведь пойми и ты, Костя, я ведь живая… А тебя не было столько лет… Ты скажешь, что и ты живой. Да. Только ведь у тебя там не было соблазнов. А тут — вон сколько мужчин вокруг. Ну и закружило…
Не было соблазнов… В памяти всплыл Машутка. Наверное, когда соблазнов нет, люди их сами придумывают. Природа есть природа, ее не обманешь. Так в чем же больший грех: здесь у нее ЭТОТ, или там у меня Машутка?..
Я дрогнул. В конце концов человек изначально тянется к определенности. И вот у меня выбор: определенность с неверной женой или полная неопределенность.
— У тебя выпить есть?
Людмила вздрогнула, услышав мой голос. Вскинула на меня глаза… Нет, не глаза, очи. Большие, красивые, полные слез очи.
— Что?
— Выпить у тебя есть? — повторил я. — Сколько лет с женщиной не пил…
Она сорвалась с места.
— Я не знаю… — растерянно заговорила она. — Где-то, наверное, есть. Я-то не пью, а у… — она осеклась, замолчала, со страхом ожидая мою реакцию.
А в глазах уже зарождалась надежда. А в уголках губ уже обозначалась улыбка. А плечи по-прежнему были непривычно-робко опущены, не веря в возможность прощения.
В конце концов, верность — неверность, это все условности. А выпить хотелось. И поесть хорошо. А потом… И снова, как тогда в коридоре с «администрацией» плоть с готовностью откликнулась на один только намек на желание.
Людмила выпорхнула в коридор. И тут же на кухне что-то с грохотом упало и покатилось.
— Сейчас Ярик со школы придет, — прокричала жена с кухни. — Он в это время всегда приходит. А потом идет на тренировку… Он у нас спортом занимается…