Я пришел убить хорвата
Шрифт:
— Тебя как зовут? — спросил мой собеседник.
— Константин, — не стал я скрывать. Однако счел, что это имя может оказаться для них труднопроизносимым, а потому добавил: — Костя.
— А меня называй Мюрид, — с подчеркнутым достоинством представился старший из братьев.
Я не счел нужным скрыть ухмылку. Потому что слово «мюрид» — это не имя. В крайнем случае оно еще может потянуть на прозвище. А вообще-то мюриды — это воины ислама.
Ладно, хочешь быть Мюридом — будь им. Почти по Козьме Пруткову.
— Протокольную
Братья переглянулись. Может быть, они просто не поняли моей тирады. После некоторой паузы опять заговорил старший, Мюрид.
— Скажи честно, Прсвет, почему ты так поступил с нашей сестрой?
Я снова усмехнулся:
— А вас что-то не устраивает?
Мюрид шутки не принял.
— Нас все устраивает, Костя. Мы тебе очень благодарны. Но я не могу понять твой поступок, и потому мы здесь.
Наверное, самое трудное объяснять то, что для тебя является абсолютно очевидным. Или когда пытаешься объяснить, какими мотивами руководствовался, совершая благородный поступок.
Ну не рассказывать же им, что было бы с их красавицей-сестрой, если бы она попала в руки контрразведки! Слов нет, сербы далеко не столь жестоки и безжалостны к пленным, как мусульмане, но и их рыцарями без страха и упрека, воюющими в белых перчатках, тоже никак не назовешь. Война, особенно гражданская — штука жестокая, она не предполагает наличие места для сантиментов.
— И только чтобы задать мне этот вопрос, вы сюда пришли и пригласили меня?
Братья снова, уже в который раз, обменялись взглядами. Складывалось впечатление, что они до конца до сих пор не уверены, что совершают правильный поступок, общаясь со мной.
— Нет, не только, — ответил Мюрид. — Но и это тоже хотелось бы знать.
— Тогда давайте сразу переходить к следующему вопросу, — решительно сказал я.
Он удивился:
— Но почему?
Ну что тут ему объяснишь?
— Потому что я не могу ответить на этот вопрос, — слегка раздраженно ответил я. — Потому что у нас есть поговорка: у войны не женское лицо. Потому что я не мог просто так зарезать девочку. Потому что вы поступили… — я запнулся, чуть было не ляпнув «по-свински», однако успел сообразить, что для мусульманина сравнение его с нечистым животным будет жесточайшим оскорбление, а потому поправился. — Вы поступили некрасиво, заставив сестру воевать и подвергая ее опасностям…
Во время моей небольшой речи они все трое молчали. Только теперь Мюрид сказал сумрачно:
— Ее никто не заставлял. Она сама…
— Знаешь, Мюрид, мне, по большому счету, все равно, сама она пошла воевать или вы ее послали, — перебил я. — Это ваше дело. Но только если бы у меня была сестра, я постарался бы уберечь ее от опасностей.
— А ты женат, Костя?
Вопрос прозвучал совершенно неожиданно.
— Нет. А что?
— Просто спрашиваю, — неискренне
Ага, сейчас все брошу и начну тебе рассказывать про все свои проблемы!
— Да какая тебе разница? — в лоб, быть может даже слишком грубо, спросил я. — Я и так уже про себя слишком много рассказал. Давайте конкретно: с какой целью вы меня сюда пригласили?
То, что я уклонился от ответа, Мюрид воспринял вполне нормально.
— Ну ладно, давай конкретно, — согласился он. — Скажи, Костя, только откровенно: ты зачем сюда приехал? Ты настолько ненавидишь мусульман? Ты так любишь сербов? Или ты сюда приехал потому, что у тебя дома какие-то проблемы? Ведь ты уже не молодой, чтобы здесь романтику искать.
Час от часу не легче!.. Ну а на этот вопрос как ему ответить?
— На этот вопрос, Мюрид, ответить непросто, — опять постарался я уклониться.
— Это понятно, — вновь легко согласился собеседник. — Но чтобы выслушать ответ, мы сюда и пришли… Вот послушай, как мы рассуждаем. Ты уже не мальчик, всю жизнь прожил у себя в стране. А сейчас вдруг все бросил и приехал к нам сюда участвовать в гражданской войне… Причем, в войне не просто гражданской, а в войне братоубийственной — мы ведь тоже сербы, только поклоняемся другому богу…
— Бог у нас один, — в первый раз подал голос второй брат, поправляя Мюрида. — Бог вообще один, мы только верим в истинность разных пророков.
— Ну ладно-ладно, — перебил старший брат. — Это не принципиально, Али… Пойми, Костя, мы тут и сами между собой не можем толком разобраться, а вы едете из такой дали — и уверены, что знаете истину, что едете защищать правое дело…
Пора было остановить его монолог.
— Погоди-ка, Мюрид. Скажи, а ты задавал этот же вопрос тем иностранцам, которые воюют на вашей стороне? Насколько я знаю, у вас есть и афганские моджахеды, и немцы, и турки, и американцы… Говорят, есть даже болгары и венгры…
Мюрид покивал согласно.
— Да, ты прав, Костя, у нас тоже много приезжих… Но это совсем другое.
— А в чем же между нами разница? — искренне удивился я. — Чем они лучше?
Мюрид опять качнул головой, только теперь отрицательно.
— Я не говорю, Костя, что кто-то лучше. Просто они понятнее…
— Чем?.. — не дал я ему продолжить свои рассуждения. — Они могут быть понятнее тебе, Мюрид, только по единственной причине. Потому что они воюют на твоей стороне. А по всем остальным параметрам они для тебя столь же непонятны, как и мы, — чувствуя, что запутался, я резко повернул нить своих рассуждений в иное русло. — Мусульмане — турки или афганцы — тебе понятны, потому что они приехали помогать тебе отстаивать зеленое знамя пророка. Наемники тебе понятны, потому что они просто приехали заработать денег… Я прав?.. Но ведь и мы такие же, Мюрид. Мы приехали помогать православным братьям по крови. Вот и все.