Я пришел убить хорвата
Шрифт:
Должен сказать, именно эти слова как будто отрезвили меня. Я сделал для себя вывод диаметрально противоположный относительно того, на который уже, было решился.
— Давайте еще раз встретимся, — сказал я. — Я не могу решить этот вопрос вот так, на ходу.
Неожиданно младший брат коротко хохотнул.
— Я знал, что этим закончится, — едва ли не с радостью объявил он.
Это меня кольнуло. Этот щенок еще будет показывать зачатки своего интеллекта!
— Должен заметить, молодой человек, что я еще ничего не ответил, — высокомерно заметил я. — Глупые поступки можно совершать в двадцать лет — в моем возрасте это уже не допустимо.
Наверное, я напрасно так сказал — молодой уставился на меня с такой ненавистью, что если бы у него взгляд обладал биоэнергетическим воздействием, от меня тут осталась бы только горстка пепла.
И вновь вмешался средний брат.
— Хорошо, Костя, наверное, ты прав, — рассудительно сказал он. — Сейчас мы договоримся о следующей встрече. Только два слова напоследок. Ты знаешь, у нас, у мусульман, законы довольно суровые… Так вот, к тебе никаких претензий не будет, независимо от того, как сложатся у вас взаимоотношения с Мириам. Мы тебя просим только об одном: чтобы ты ей обеспечил полноценное российское гражданство — и все. За это…
Я заметил, как его остановил, тронув за руку, Мюрид. И тут мне показалось, что я понял причину такой заботы братьев о Мириам.
— Погодите, ребята… Я так понимаю, что вы не уберегли сестру и тот француз ее таки соблазнил?
Дружное молчание в ответ подтвердило мою правоту. И я рассмеялся. Я давно так не смеялся. Потому что понял все. Мы, белые люди, христиане, смотрим на такие вещи намного проще — хотя и до гробовой доски гордимся, если жена нам досталась девочкой. Что же касается мусульман, у них все сложнее. Никто не простил бы этим трем парням, если бы обнаружилось, что Мириам уже с кем-то была в интимных отношениях — ни родственники, ни ее будущий муж. Им подобным позором всю жизнь глаза кололи бы. Ну а с Мириам вообще могли обойтись со всей восточной жестокостью — вплоть до того, что сожгли бы заживо, мусульмане во многих странах предпочитают именно такой вид наказания неверной жены или самоубийства…
Братья, наверное, все это просчитали. И нашли оптимальный выход. Этим выходом в их глазах должен был стать русский доброволец по прозвищу Прсвет.
— Ладно, ребята, — решительно сказал я. — Встречаемся через два дня, в четверг, на этом же месте. Скажем, в три часа дня. Годится?
— А почему не завтра? — быстро спросил Мюрид.
— Потому что завтра на положае дежурит не наша смена, — объяснил я. — Так что в четверг удобнее. Годится?
Теперь они переглянулись уже все трое.
— Годится, — за всех согласился Мюрид. — В четверг, в три часа.
Как-то получилось, что мы друг другу на прощание руки не пожали. Я просто поднялся и сразу двинулся к своим сквозь густой кустарник.
И был удивлен, когда через десяток шагов столкнулся с Мириам, которая поджидала меня на тропе.
Я теперь взглянул на нее иначе, не так, как до сих пор. По большому счету мы глядим на СВОИХ и ЧУЖИХ женщин по-разному. Свои привычны и, как бы мы к ним ни относились, на их прелести не реагируем слишком обостренно. Чужих оцениваем именно с точки зрения внешних данных. Та же Мириам до сих пор воспринималась в моих глазах лишь как солдат армии противника, хотя и женского пола. Теперь же я взглянул на нее именно как на ЖЕНЩИНУ. Мириам и в самом деле была хороша. Маленькая, хрупкая, смуглая и светлоглазая.
Она, наверное, понимала, что я уже про нее знаю слишком много, а потому стояла смущенно потупившись.
— Забери меня отсюда, Прсвет, — сказала она негромко. — Забери, пожалуйста.
Что я мог ей на это сказать? Что не верю в ее искренность? Что мне не хочется обрастать рогами? Что я сам в Россию не могу вернуться, пока не выправлю себе новые документы?.. Все это было правдой.
И вместе с тем я не мог ей и отказать. Наверное, ей и в самом деле тут несладко, если они с братьями решилась на подобный шаг.
— Я приду в четверг, Мириам, — тихо сказал я. — И тогда мы с тобой все решим.
И тогда произошло то… Произошло то, что произошло.
— Возьми меня с собой прямо сейчас, — попросила она.
Я не должен был соглашаться. Но…
— Пошли, — сказал я.
…Это было невероятно. Но водитель до сих пор спокойно спал в кабине.
— Я тебя ждал, Просвет, — не удивился он появлению Мириам. — Давай садись быстрее. Еще на ужин поспеем.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Попытка к бегству
После вчерашнего дождя солнце, казалось, решило наверстать упущенное и поскорее восстановить свои права на погоду. Оно пронзало своими толстыми золотыми лучами комнату насквозь, которые, отражаясь от полированных поверхностей мебели, одновременно ярко выделяя на них каждую пылинку, дробилось, разбрасывая блики, в граненом стекле «стенки».
И, как я ни старался не обращать внимания на буйство золотого света, у меня получалось это с трудом. И это слегка раздражало. Вернее, это сильно раздражало, однако я понимал, что проявлять раздражение не следует, а потому тщательно запрятал нервы внутри, сжал их в кулак, да еще и пригрозил: попробуйте только прорезаться!..
Разговор явно не клеился.
— И как ты себе, это самое, все это мыслишь?
Я с недоумением пожал плечами:
— Ты у меня спрашиваешь?
— Ну а у кого же?
Мы с Мареком смотрели друг на друга, явно друг друга не понимая. Вернее, скорее всего, не совсем так: он все прекрасно понимал и, по всей видимости, все заранее продумал и мое поведение скрупулезно просчитал. Или кто-то за него это сделал и ему теперь оставалось только выполнять чьи-то рекомендации. Как бы то ни было, сейчас он старательно изображал невинность, подталкивая меня самого к принятию какого-то важного для него решения.
Нет, парень, при всем своем, или чьим-то еще, уме, ты еще не понял, что нынче не на того напал! Я перед тобой кланяться не стану. Ты мне сам все расскажешь, а не я из тебя буду нужную информацию клещами вытаскивать! Потому что не только ты мне — я тебе, о чем нетрудно догадаться, тоже для чего-то нужен! Для чего — пока не знаю. Но в том, что нужен, сомнения нет.
Ну а раз уж мы с тобой настолько нуждаемся друг в друге, я сейчас просто встану и уйду. Вернее, только встану и сделаю вид, что собираюсь уходить. Ну а ты меня остановишь. Непременно остановишь. И после этого уже не будешь передо мной выделываться. Если так произойдет, в дальнейшем мы с тобой будем разговаривать на равных.