Я пришел убить хорвата
Шрифт:
В комнате я уселся на том же месте, где сидел десять минут назад. И приготовился ждать.
Впрочем, ждать хозяина пришлось совсем недолго. Марек вернулся в комнату, вкатив за собой видавший виды деревянный разболтанный сервировочный столик. Коньяк, кофе, печенье, нарезанный лимон, орешки… Вот это другое дело, теперь, судя по всему, разговор пойдет.
— Ладно, Беспросветный, это самое, повыдрёпывались — и хватит, — предложил мировую Марек.
Кто бы возражал! Мне твои испытания нужны, как пингвину плавки.
Не дождавшись ответа, Марек спросил:
—
Принимая предложенные им правила игры, я начал с самого начала:
— Когда я выходил из «зоны», Корифей дал мне твой адрес и сказал…
Марек кивнул, небрежно махнул рукой и бесцеремонно перебил меня:
— Я знаю, Корифей о тебе маляву передал, так что все в порядке. Только он сказал, что не уверен, что ты, это самое, здесь появишься.
Я неоднократно имел возможность убедиться, что информация у них поставлена на должном уровне. Так что скрывать что-либо не имело смысла.
— Не собирался, — согласился я. — Только с тех пор обстоятельства немного изменились.
Марек между тем наполнил рюмки, взял свою, слегка коснулся моей и одним глотком проглотил содержимое. Сморщился, громко отрыгнул и, не закусывая, уставился на меня.
— И что у тебя же у тебя такое случилось, что заставило поменять планы?
Снова мне показалось, что что-то происходит не так, как должно было бы происходить по моим прикидкам. Только если попервости это ощущение было каким-то невесомым, непонятным, эфемерным, то теперь мне показалось, что я понял, что именно меня беспокоит.
Корифей говорил, что здесь можно встретиться с солидными людьми. А Марек, окончательно убедился я, был обыкновенной «шестеркой». Причем, судя по всему, «шестеркой», злоупотребляющей спиртным. Другими словами, меня сейчас попросту прощупывают. Потому Марек не остановил меня в первый момент, когда я направился к двери. Потому он остановил меня лишь после того, как я окончательно собрался уходить. Ну а значит и перышки перед ним распушать особенно не следует. Ведь он, по всей вероятности, ничего не решает. Значит, он сейчас только информацию обо мне собирает, а потом только докладывать свои соображения и наблюдения будет.
А может… Мысль мне показалась нелепой и я ее тут же решительно отбросил. Однако мгновенно вмешался внутренний голос. Ты погоди, рассудительно заметил он, может, в этом и есть свой резон. Вдруг действительно пока он тут меня прощупывает, за нами исподтишка наблюдают?..
Я поднял свою рюмку и тоже опрокинул ее содержимое в рот. Отпил глоток кофе.
— Так что же у тебя, это самое, случилось? — напомнил о себе Марек.
И я решился на провокацию. В конце концов, он меня вернул, значит, можно немного и обострить ситуацию.
— Ну а тебе-то какая разница? — нагло, прямо в его физиономию усмехнулся я. — Что у меня случилось… Ты давай-ка не строй из себя какого-то крутого, а позови сразу людей, которые могут принимать решения. Где они у тебя? В соседней комнате?
Квартирка была обыкновенной малогабаритной «хрущовкой».
— Так что же? Может, позовем? — я наклонился вперед и уставился в глаза хозяину квартиры. — Чего разговаривать через посредников?..
Следующее, что я собирался сделать и сделал бы непременно — хотел подняться и сам пройти к двери и раскрыть ее. Однако не успел. Дверь открылась сама. И в комнату вошли двое.
Старший из вошедших, клочковато седенький, вернее, пегий какой-то, с изрядно прореженной шевелюрой, как-то боком, неловко опустился в кресло, стоявшее чуть поодаль от столика, за которым сидели мы с Мареком. Он внимательно, колюче и довольно бесцеремонно разглядывал меня, одобрительно кивая и неискренне изображая благожелательность. Он вообще был весь какой-то несимпатичный, неприятный, неискренний… Такие как он, знал я, легко отдают приказ лишить жизни кого бы то ни было, без малейших угрызений совести и фарисейски изображая сожаление по этому поводу. Второй, вошедший за ним и оставшийся стоять, прислонившись к стене, человек, был из числа тех, кто такие приказы выполняет. Тоже без размышлений и сожалений. Здоровенный, преданный тому, кто платит, бесконечно жующий и столь же тупой.
— Немало наслышан про тебя, Беспросветный, немало, — проговорил старший. — Должен признаться, Корифей о тебе сообщил немало хорошего. И я вижу, что он не ошибся, не ошибся он…
Я тебе не скаковая лошадь. И не девица, которой с момента знакомства необходимо говорить комплименты.
— Мне почему-то кажется, — откровенно ухмыльнулся я, протянув руку и взяв свою, вновь наполненную Мареком, рюмку, — что Корифей должен был сообщить вам не только о моих положительных качествах. Или я ошибаюсь?
Старший меленько засмеялся, нервно потирая руки. Или это у него привычка такая?
— Так и есть, ежик, так и есть, — хихикал он. — Корифей так и сказал: колючий ежик.
О господи, с досадой подумал я, с кем приходится общаться! Правильно сказал Шарапов: самое дорогое на свете — глупость, потому что за нее приходится платить самую большую, неадекватно большую цену… Вот и я сейчас расхлебываюсь за то, что в жизни мне всегда не хватало ума и выдержки. Был бы погибче, умел бы унижаться и идти на компромисс — вся жизнь иначе пошла бы!
И теперь глядеть на это самодовольно хихикающее плюгавое создание было противно, омерзительно. Гидко — как говорят на Украине.
— А Корифей вам не говорил, что человек должен представляться, когда входит в помещение, где есть незнакомые люди? — резковато спросил я у него.
Однако пришедший не обиделся, опять с готовностью захихикал, потрясая реденькими, с проседью, волосами и возбужденно потирая ладошки.
— Как и есть ежик, — повторил он. — Колючий…