Я пришел убить хорвата
Шрифт:
— Лучше тогда уж сказать — дикобраз, — опять я не счел нужным промолчать.
И снова довольное хихиканье, снова нервное потирание ладоней.
— Остряк! — можно было подумать, что он увидел перед собой кого-то из ведущих сатириков страны, так радостно засмеялся. — И почему же дикобраз, позвольте спросить? Почему именно дикобраз?..
Мне отвечать не хотелось. Мне очень хотелось как можно скорее перейти к делу. Однако в данной ситуации приходилось если и не подчиняться предлагаемым правилам игры, то по крайней
— Потому что ежик только свернется в клубочек и ждет, пока беда пройдет мимо, — угрюмо расшифровал я свою мысль. — А дикобраз втыкает иголки во врага и оставляет их там. Дабы тому впредь неповадно было его трогать.
— Позиция, — хихикал и поощрительно кивал мой собеседник. — Вот это я понимаю — позиция!..
Что ты тут делаешь? — вдруг непривычно робко подал реплику внутренний голос. Может, лучше уйти? Ну их, в самом деле, и без них проживешь…
И рад бы, дружище. Да только нужны они мне, эти люди. Понимаешь? Нужны!
Тем не менее, он был в определенной степени прав, мой внутренний голос. К нему тоже иногда надо прислушиваться, он иной раз дельные мысли подает.
— У меня есть предложение вступительную часть заседания считать завершенной и сразу перейти к основной. Как вы на это смотрите?
Собеседник смотрел на это положительно. Потому что он опять часто согласно закивал, потирая ручки. Нет, в самом деле, просто любопытно: это у него рефлекторное, привычка, или же он так играет, изображая взвинченного неврастеника?
— Давайте перейдем, давайте… Кстати, а почему вас назвали Беспросветным?
Та история, после которой ко мне прилипло это идиотское прозвище, произошла слишком давно. Вспоминать ее не хотелось. А потому я предложил ее укороченную и не совсем точную версию.
— У меня как-то спросили, как жизнь, — нехотя пробурчал я. — Ну я и ответил: жизнь, мол, как генеральский погон — сплошной зигзаг и ни одного просвета…
Наверное, ни один комик страны, да что там страны — всего мира, не имел в своей жизни такого благодарного слушателя, как был в тот день у меня. Собеседник не просто смеялся над этим незамысловатым каламбуром. Он хохотал, хихикал, хрюкал, брызгая слюной — и все это меленько, с ужимками, с потиранием ладошек, с упавшей на лоб и прилипшей к испарине серенькой прядкой волосиков… Насколько же это было омерзительно.
— И ни одного просвета, говорите? — переспрашивал он. — Хи-хи-хи… Остряк, право слово, остряк…
Я невольно перевел взгляд на его телохранителя — тот невозмутимо пережевывал резинку, лениво приспустив веки. Марек тоже никак не реагировал на происходящее. Наверное, для них это привычно, такое поведение.
Наконец мой собеседник отсмеялся. Хотя и в дальнейшем он еще не раз начинал довольно хрюкать, довольно натурально изображая веселье.
— Так что ж вы хотите от нас, наследник генеральского
Наконец-то!
— Я уже говорил вашему человеку… — я качнул головой на Марека.
Однако седенький не дал мне закончить, махнул рукой, перебивая.
— Да ладно, не будем говорить о том, кто о чем кому говорил. Вы мне скажите, это будет надежнее.
Что верно, то верно. Хотя и он не производил впечатление серьезного «авторитета», по сравнению с Мареком это был уже совершенно другой уровень.
— Ну что ж… Мне необходимы новые чистые документы, — твердо ответил я.
— В каком смысле «чистые»? — переспросил седенький, хотя не вызывало сомнения, что он прекрасно понял, о чем идет речь. — «Чистые» в каком смысле?
Ну что ж, раз ты настаиваешь на такой форме беседы, опять слегка подыграем.
— В том смысле, что у этих документов не должно быть криминального прошлого, — расшифровал я свою мысль.
Тот опять захихикал.
— Вы так изъясняетесь, будто пришли в литературный институт поступать, — заметил он. — Или репортером на телевидение.
Не доверяет? — мелькнуло в голове. Навряд ли. Так что же ему не нравится? Что по «фене» не общаюсь?
— Знаете ли, таинственный незнакомец, — с ехидцей усмехнулся я, — на мой взгляд, наш великий и могучий русский язык достаточно богат, чтобы обходиться без дополнительных словосочетаний, не понятных никому, кроме тупых жвачных животных о двух ногах.
Снова хихиканье, снова потирание ладошек. И еще косой взгляд за спину, в сторону телохранителя. И еще подмигивание многозначительное: мол, прекрасно понимаю, на кого ты намекаешь…
— Дикобраз, говорите? — осведомился он. — Говорите, чтобы потом неповадно было?.. Логично, логично…
Он поднял руку и слегка щелкнул пальцами. Телохранитель мгновенно пробудился от спячки и метнулся к столику. Подхватил пустую рюмку, наполнил ее коньяком и поднес своему патрону. Тот пригубил коньяк, с видимым удовольствием прищурился. И вдруг взглянул на меня без хихикающей маски, строго и пытливо. Будто щелчком тумблера выключил дурковатую внешность.
— А почему бы тебе не пойти и не оформить документы законным порядком? — спросил он в лоб. — Ты ведь из «зоны» не сбежал, со справкой прибыл…
Не то чтобы я был каким-то очень уж опытным физиономистом, но подобная метаморфоза не стала для меня слишком неожиданной, ее вполне можно было спрогнозировать.
Потому я не удивился, не растерялся, ответил уклончиво:
— Если бы у меня была возможность поступить законным образом, я не стал бы разыскивать вас. Ну а раз уж появился здесь…
Я умолк, демонстративно развел руками.
— И все-таки?
Отвечать или не отвечать? Лучше, конечно, не отвечать. Не стоит на себя им лишний компромат давать. Потому постараюсь еще раз уклониться.