Я промазал, опер – нет
Шрифт:
Олеся поднялась из-за стола, вышла из кухни. Я опять стоял у окна, когда она вернулась. Думал, она переоделась, но, повернувшись, увидел, что это не так. Более того, ей удалось еще выше задрать градус своей сексуальности. Если уходила она в тапочках на босу ногу, то сейчас ее ноги удлиняли босоножки на шпильке. А в руке она держала бутылку коньяка.
– По чуть-чуть? – заговорщицки улыбнулась она.
Я должен был отказаться, но...
– Ну, если только по чуть-чуть.
– А больше нет, и не надейся. А в магазин я не пойду. И тебя не отпущу...
Я взял у нее бутылку, наполнил рюмки, достал из холодильника засохшую половинку лимона, раскромсал ее. На Олесю старался не смотреть, уж больно притягивал взгляд ее кулон, который прятался от света в пышном и упругом горном массиве. Как же мне хотелось стать альпинистом...
– Ты думаешь, мне деньги нужны? – выпив, снова села на своего конька Олеся.
Закурив, она устремила взгляд в угол за газовой плитой.
– У меня родители не бедствуют и по жизни бы помогли, если бы замуж вышла... Дело не в том. Дело в том, что мужчина добытчиком должен быть. Природа у нас, у женщин, такая – должна быть пещера, должен быть очаг, должна быть шкура мамонта, на которой тепло спать. А мамонта должен убить мужчина. Может он убить мамонта – значит, мужчина. Нет – зачем он такой нужен?
– Мамонта или золотого тельца? – насмешливо спросил я.
– А хотя бы и золотого тельца! Мамонты-то уже не водятся... Чтобы ты знал, женщина – гораздо более социальный субъект, чем мужчина. Мы больше стремимся к общению, чем вы. Нам больше нравится красоваться друг перед дружкой. Это даже не забава, это необходимость... Правда, со временем все проходит. Ну, совсем пройти не может, потому что женщина всегда остается женщиной, но мы становимся взрослей, мудрей, начинаем понимать, что безделушки не самое главное. И сколько бы ты шубок на себя ни надела, умней от этого не станешь. Да и нельзя все сразу на себя надеть. Одно что-то нужно – одна шубка, один мужчина...
– Так что важней, шубка или мужчина?
– И то хорошо, и другое. Но мужчина, пожалуй, важнее... А шубка – что? Можно и без шубки жить. Куртку красивую можно купить, недорого... Лишь бы только жить...
Олеся встрепенулась, будто проснувшись после кошмарного сна. Ошеломленно посмотрела на меня, схватилась за бутылку, наполнила рюмки. Не ожидая меня, залпом выпила.
– Жить хочу... – на горьком выдохе сказала она. – Только сейчас начинаешь понимать, как жизнь дорога... Ну скажи, что со мной ничего не случится? – чуть ли не умоляюще посмотрела на меня Олеся.
– Зачем говорить, если и так все ясно. Задержим заказчика, обезвредим киллера, и все...
– Знаешь, а я тебе верю! – натянуто улыбнулась она.
Казалось, она заставляла себя верить в хорошее.
– Вот и замечательно.
– А правда, что ты в деревню собираешься? – искусственно взбодрилась она.
– Кто тебе такое сказал? Дарья?
– А это что, тайна?
– Да нет.
– Она говорила, что ты дом собираешься построить, ну, чтобы со всеми удобствами...
– Не говорил я, что со всеми удобствами. Про котел говорил, с трубами, а про удобства – нет.
– Значит, Дарья сама додумала. Для современной женщины без удобств никак нельзя. Вот моя мама терпеть не могла деревню, пока удобств не было. Зато сейчас из деревни уезжать не хочет, нравится ей там, цветочки, огурчики. А знаешь, какой она городской была!.. Нет, в деревне хорошо. Если муж толковый, если дом хороший. Даже я не против... Но я-то не очень хочу. То ли дело Дарья... – интригующе посмотрела на меня Олеся.
– Что Дарья? – заинтересованно поторопил ее я.
– Ну, она бы хотела с тобой в деревню...
– Она сама тебе это сказала?
– Да нет. Но я же не дура, я и без этого все поняла... Нравишься ты ей... Ты думаешь, я не понимаю, почему она с нами ночует? Чтобы мы вдруг не согрешили... А ты к ней как относишься? – пристально посмотрела на меня Олеся.
Задорная улыбка плавно сползала с ее губ.
– Тебе не все равно?
– Все равно... Но все-таки интересно...
– Знаешь, что с любопытной Варварой было?
– Знаю. Киллер ее нос оторвал. Вместо контрольного выстрела, – погрустнела девушка. – Спасибо, утешил...
– Ты не так все поняла, – извиняющимся тоном сказал я.
– Может, и не так. Но я всегда буду все воспринимать не так. Потому что меня к смерти приговорили. Потому что меня скоро убьют!
Казалось, Олеся вот-вот расплачется. Мне стало жаль ее, как будто она была маленькой девочкой, нуждающейся в отцовской ласке. Я и сам не понял, как подошел к ней, привлек ее к себе. И она нежно обхватила меня руками, еще плотней прижалась ко мне. Только тогда я понял, как далеко зашел, и даже попытался отстраниться.
– Не уходи! – жарко прошептала она. – Мне страшно!
– Не уйду...
Как душа падает в пятки, так и мой разум рухнул в низ живота, где кишел клубок хищных животных инстинктов. Я спустил с цепи свору рычащих, голодных, жаждущих желаний, и они, моими руками, подняли Олесю со стула, плотно прижали ее ко мне, а потом вдруг взгромоздили на стол.
Я слышал, как звонко стукнулась о пол упавшая бутылка, как зацокали по кафельной плитке стеклянные осколки. Но это мне казалось недостойным внимания пустяком.
Я стянул с девушки мешающее мне платье. Она поймала его поднятыми вверх руками, швырнула в сторону. Одной рукой она обвила мою шею, другой, забросив ее за спину, провела по столу, сметая с него рюмки и тарелки. Она желала лечь, но я долго ее не отпускал.
Обнаженная девичья грудь сводила меня с ума, я рычал, как оголодавший медведь в малиннике, я жадно хватал губами сочные соски, скользил языком по нежной ложбинке, пытаясь прогнать неуступчивый кулон, жадно мял руками упругую плоть... А когда Олеся легла, обессиленно забросив руки за голову, закинул ее ноги себе на плечи...