Я путешествую одна
Шрифт:
Холгер Мунк вошел в комнату в сопровождении Мии Крюгер. Миа уселась на стул перед всеми, а Холгер подключил проектор к своему ноутбуку.
– Привет всем. Сегодня у нас первый брифинг, все на месте, вся наша команда в сборе, и нам это очень нужно. Как уже говорилось, у нас несколько новых лиц, добро пожаловать. Те, кто работает здесь давно, помогите новичкам включиться в работу, чтобы мы получили максимум пользы друг от друга. Прошло десять дней, как мы нашли Паулине Улсен, и восемь дней с момента обнаружения Юханне Ланге. После ряда попыток не сообщать ничего СМИ, мы решили использовать их себе на пользу. Как вы уже наверняка видели, сегодня в газетах
Холгер сделал небольшую паузу и посмотрел на собравшихся. Габриэлю показалось, что за серьезностью в глазах он разглядел тень улыбки.
– Вообще-то нам надо бы отпраздновать наше возвращение сюда, на Марибуэсгате, – кратко сказал Мунк, – но сейчас у нас есть дела поважнее, так что это мы сделаем позже.
Габриэль огляделся. Хотя настрой тут был и серьезный, он увидел улыбки и довольные лица вокруг. Без сомнения, все члены команды были очень рады видеть друг друга.
– Некоторые из вас были с нами с самого начала, а некоторые только пришли. Поэтому я расскажу вам все в подробностях. Хочу добавить, что вся сводка сегодняшней встречи будет лежать на сервере в общем доступе. Мы просим каждого из вас выкладывать туда всю информацию, которую вы найдете. Когда у всех есть доступ к данным, работа идет быстрее, а нам проще писать отчеты.
Мунк включил компьютер, и на экране появилась первая фотография. Это были не те фото, что утром напечатали в газете, с двумя кукольными платьями. На фотографиях были висящие на деревьях девочки в этих платьях. Габриэль никогда не видел ничего подобного, и только сейчас до него дошло, чем ему предстоит заниматься. Это не кино. Не по телевизору. Это реальность. Двух маленьких девочек больше нет. Кто-то лишил их жизни. По-настоящему. Они больше не дышат. Они больше никогда не будут разговаривать. Улыбаться. Они никогда не пойдут в школу. Габриэль Мёрк старался сохранять спокойствие, заставил себя посмотреть на фотографии, но в животе что-то мерзко зашевелилось. Он уже чувствовал себя выбитым из колеи. Не хватало только упасть в обморок на первом брифинге.
– Паулине Улсен и Юханне Ланге, – сказал Мунк. – Шесть лет. Собирались в первый класс осенью. Паулине пропала четыре недели назад. Юханне – три недели назад.
Новые фотографии, несколько карт.
– Паулине пропала из детского сада Шёйен Киркес и была найдена в Маридалене. Юханне пропала из детского сада Лилле Экеберг и была найдена в лесу, недалеко от Хаделандсвейен. Точное время смерти девочек установить довольно трудно, но все указывает на то, что их держали в плену живыми достаточно долго, прежде чем как надеть на них эти костюмы и оставить так, как мы их нашли.
Мунк снова нажал на клавишу, появились новые фото. Габриэль больше не мог смотреть и уставился на свои ботинки.
Боже мой. На что я подписался? Этих девочек нашли мертвыми. По-настоящему. Жертвы чьей-то гротескной игры.
Он захотел обратно в свою постель, почувствовал, что его жизнь изменилась буквально за несколько минут. Лучше бы он никогда не видел этих фотографий. Лучше бы он не знал, что есть такие люди. Которые делали такое. Внезапно ему стало очень тяжело. Нахлынула такая печаль, какой он раньше никогда не чувствовал. Он знал, что такие вещи происходят, но тем не менее, не знал этого. Это было очень реально – нет, чересчур реально, чертовски реально, вот как это было. Габриэль тяжело вздохнул и попытался сконцентрироваться, чтобы сидеть спокойно.
– Никаких признаков
Мунк снова нажал на клавишу, и теперь на экране появились те фотографии, что были в газетах. Мунк сделал глоток из бутылки «Фарриса», стоявшей перед ним на столе.
– Платья – это копии платьев для кукол, специально сшитые под размер девочек. Если преступник сшил их сам, нам это, вероятно, ничего не даст, но мы надеемся, что он или она поручили эту работу кому-то другому, кто не знал, для чего их будут использовать. Поэтому мы и дали эти фотографии газетам, в надежде, что кто-то узнает эти платья. Пока ничего нет, Анетте?
Мунк повернулся к светловолосой девушке.
– Ничего, – сказала Анетте. – Но еще рано.
– Конечно, – кивнул Мунк. – Анетте – это, для тех, кто не знает, связующее звено между нами и Грёнландом, вся связь идет через нее, тут у нас не будет никаких утечек. Есть еще одна причина, почему мы спрятались тут наверху, правда, Ким?
– Чтобы ты мог курить на веранде?
Раздался тихий смех.
– Спасибо тебе, Ким. Следи, чтобы не удариться затылком об дверь, когда будешь выходить отсюда. Но серьезно, я подчеркну это еще раз. Мы ни с кем не разговариваем. Ни с журналистами. Ни с коллегами из Грёнланда. Ни с родственниками, ни с женами, ни с друзьями, ни с девушками, ни с сожителями, ни с возлюбленными, или, в твоем случае, Ким, с твоей собакой.
Все снова рассмеялись. Габриэль Мёрк огляделся. Он не мог понять, как они могли смеяться, но потом до него дошло, что это единственное, что они могут сделать. Дистанция. Они держат эмоциональную дистанцию. Если не держать ее, они не смогут ясно смотреть на вещи, не смогут хорошо выполнять свою работу.
Не переживай слишком сильно. Не впутывай в дело эмоции.
Он сделал глубокий вдох и попытался немного посмеяться про себя.
– Знаем только мы, – продолжил Мунк. – И мы держим это при себе. Нам окажут любую помощь, которая потребуется, нужно только сообщить Анетте. Все что угодно, попросите Аннете, нам предоставили неограниченные ресурсы.
– Что значит «неограниченные»? – спросил Ким.
– Это значит – вообще без границ. Переработки, машины, техника, персонал… Это дело является не только приоритетом для нас и для Грёнланда, оно касается всей нации. Приказы поступают от верхних чинов, и я имею в виду не Миккельсона.
– Министерство юстиции? – спросил один из мужчин, имени которого Габриэль не запомнил.
– В том числе, – кивнул Мунк.
– Премьер-министр? – продолжил тот.
– Да, офис премьер-министра в курсе.