Я путешествую одна
Шрифт:
Страшно хотелось писать.
– Мама! – закричала она изо всех сил.
Голос облетел комнату и вернулся к ней.
– Нет, теперь я должна пописать.
Вдруг что-то случилось за стеной. Жужжащий звук, что-то заскрипело. Тишина, а потом снова этот звук, сверху вниз, все ближе и ближе, как будто кто-то взял две тарелки и ударил ими друг об друга, они делали так в детском саду, когда придумывали оркестр из ничего.
Марион с любопытством рассматривала стену, пытаясь понять, откуда звук. В стене была дверная ручка. Она взялась за нее и потянула. Это дверца люка. Девочка открыла ее и вздрогнула от увиденного, не на
На ней было всего три буквы. Некоторые повторялись. Т, эту она знала. У, это тоже знакомая. К – и эту она знала. Ей очень надо пописать. Подогнув колени, они попыталась прочесть бумажку:
Т-у-к-т-у-к.
Она не поняла, что это значит.
– Маааама! Я хочууу пиииисать!
Она прокричала это очень громко, но никто так и не ответил. Терпеть больше не было сил. Он подняла дурацкое платье. Под ним были странные огромные трусы. Огляделась. Вот там, под столом. Она сняла огромные трусы так быстро, как только могла, и пописала в мусорное ведро.
67
Миа Крюгер припарковала машину и прошла пешком последний отрезок до церкви. Церковь Борре. Красивое белое здание показалось вдалеке. Ей стало неспокойно. Четверо похорон в одной церкви. Три камня на одном кладбище. Она не была уверена, что выдержит это зрелище. Поэтому так долго ждала. А теперь там кто-то уже побывал. Осквернил камень Сигрид. Заставил ее вернуться, раньше, чем она была готова. Миа поискала глазами церковного служащего, который обещал ее встретить, но никого не было, и она нехотя, тяжелыми шагами пошла к могилам.
Она остановилась купить цветов. Почувствовала, что не может прийти без них. От запаха цветов ее чуть не затошнило. Цветы. Полный дом цветов. Сочувствующие друзья и соседи. Она продала оба дома. И их, и бабушкин. Два прекрасных белых дома посреди Осгордстранда, недалеко от того места, где жил Эдвард Мунк. Семейное наследство. Но она просто не смогла. Не хотела всего этого. Хотела забыть. Она прошла мимо колонки с водой, взяла лейку, стоявшую рядом. Ей стало стыдно. Три камня. Четыре члена семьи. Сигрид, бабушка и мама с папой. Тут была вся ее семья, а она даже не ухаживала за их могилами.
Сигрид Крюгер.
Сестра, подруга и дочь.
Родилась 11 ноября 1979, умерла 18 апреля 2002.
Помним. Любим. Скорбим.
Все было именно так, как сказал служитель по телефону. Кто-то зачеркнул имя Сигрид и подписал «Миа».
Она была больше не в силах сдерживаться. Выпустив лейку из рук и присев на колени, она заплакала. Все, что копилось, теперь нашло выход. Она так давно не плакала, не смела позволять себе погружаться в горе. Она сидела на земле, а слезы стекали по щекам.
Пойдем, Миа, пойдем.
Сигрид. Любимая, дорогая, красивая Сигрид. Помогло ли ей, что Миа застрелила этого наркомана? Ничуть. Нисколько. Только принесло больше горя. Больше покинутых. Больше тьмы. Она не хотела. Не хотела его застрелить. Она действительно не хотела его застрелить. Ее нужно было наказать. Она не заслуживала жизни. Она заслужила смерть. Она поняла это теперь. Все эти годы она чувствовала себя виноватой, но не могла выразить это словами. Теперь она поняла. Она виновата. В том, что осталась жива. Она должна была быть со своей семьей. Там ее дом. Рядом с Сигрид. А не здесь, внизу, на этой чертовой планете, где зло и эгоизм правят всем. Нет никакого смысла бороться дальше, пытаться понять, пытаться сделать что-то хорошее. Мир – это гора мусора. Люди гниют изнутри. Ей нечего здесь делать.
Кто-то написал ее имя на камне. Кто-то за ней охотится? Хочет увидеть ее мертвой? У нее, конечно, были враги, ни одна женщина-полицейский с такой репутацией не могла бы обойтись без них, но сейчас никто не приходил ей на ум. Неприятно видеть свое собственное имя на могильном камне, но злость на того, кто осквернил могилу Сигрид, была гораздо сильнее.
Она тихо выругалась на неведомого вандала, встала и вытерла слезы. Убрала с могил листву, поставила цветы в вазу, пытаясь сделать красиво. Погрузив пальцы в землю, она повернула вазу, так стало красивей. Пошла к тому месту, где стояла лейка. Взяла грабли. Сняла куртку и свитер. Окунула рукав свитера в воду и попробовала стереть свое имя с камня. Не стиралось. Краска из баллончика. Надо поговорить с кем-то, убрать это как можно скорее. Ее бесило, что эта надпись была перед ней и насмехалась над ней. Над обеими сестрами. В ожидании служащего церкви она убрала последние остатки листвы с могил. Надо было приходить раньше. Уже слишком поздно. Она бормотала Сигрид, Сигрид, прости меня, сквозь сжатые губы, стараясь подавить новый поток слез. За вазой лежала маленькая пластмассовая капсула. Как из шоколадного яйца. Она наклонилась и подняла ее, отнесла к ближайшему мусорному ведру и выбросила. Пошла обратно к могиле, но остановилась на полпути.
Этого не может быть.
Быстро развернувшись, она вернулась к мусорному ведру и достала желтую коробочку. Открутила крышку.
Внутри лежала бумажка.
Пальцы дрожали, пока она разворачивала ее.
Тук-тук, Миа. Какая ты молодец. Но недостаточно. Ты думаешь, это та могила, но это не так. Ты видишь меня теперь, Миа? Видишь меня?
Миа изо всех сил помчалась к машине, к своему телефону. У нее была сотня неотвеченных, но она была не в силах их смотреть. Утерев слезы, она стала звонить Мунку.
68
Людвиг Гренли вышел на курительную веранду Мунка, подышать свежим воздухом. Он вздохнул и потянулся. Очень устал, но не собирался ныть. В отделе были и другие, кто работал в два раза больше него. Людвигу скоро шестьдесят, и хотя никто вслух ничего не говорил, все было понятно и так. Он служил долго и верно, и теперь, если он не работал двадцать три часа в сутки, все молчали. Но сейчас дело больше было в моральном давлении, чем в физической усталости. Ни минуты покоя, всегда нужно что-то сделать. Пока серийный убийца на свободе, никто из них не будет отдыхать.
Его телефон зазвонил. Увидев знакомое имя на дисплее, он взял трубу.
– Гренли, – сказал Людвиг, потянувшись.
– Привет, Людвиг, это Кьелль.
– Привет, Кьелль, выяснил что-то?
Кьелль Мартинссен – один из старых коллег Людвига. Они работали вместе много лет, но, в отличие от Мунка, Мартинссен добровольно решил спуститься вниз по карьерной лестнице. Сам выбрал спокойную жизнь. Нашел женщину. Попросил перевести его в отделение Рингерике. Старый коллега сделал правильный выбор. Судя по голосу, он был спокоен и в хорошем настроении.