Я с тебя худею
Шрифт:
— Да я… — Стас тужится вспомнить и неопределенно машет рукой у себя за спиной.
Маруська бросается к нему, хватает за воротник и притягивает его лицо к своему. Пока парочка целуется, я осторожно пробираюсь мимо них к выходу и закрываю глаза ладонью.
— Ну, у меня там… дела… и все такое.
На меня никто не обращает внимания. Я обуваюсь и выхожу на улицу, радостная от увиденной сцены. На душе так тепло и хорошо, на улице тоже. Решаю прогуляться пешком до «Олимпики», а заодно привести мысли в порядок и…
Ой, да кого я обманываю?
Глава 22. Испытание совестью
Чем ближе я подхожу к «Олимпии» тем больше растет моя нервозность. В нескольких метрах от парковки она накрывает меня полностью, я останавливаюсь. Я не готова к встрече с Лешей. Накрутила себя так, что теперь от волнения дышать не могу.
Вижу Соколова через стеклянные двери. Он выходит, держа на плече тяжелую спортивную сумку и сразу же находит меня взглядом. Я стою тихо, не отваживаюсь даже шевелиться. Пульс бьется под самым горлом. Чувствую себя косулей за которой идет охота. Не простой, а больной на голову косулей. Отчасти мне хочется убежать, но большей частью (той, которая не подконтрольна разуму и чувству собственной безопасности) мне хочется остаться и быть пойманной.
В отличии от меня, Соколов выглядит уверенным в себе, только немного уставшим. Тень свежей щетины и темные искорки в глазах Леши придают ему вид злодея, обольстительного гада, одного из тех парней, которых я вообще-то избегаю как огня. А к этому парню инстинктивно делаю шаг навстречу, и мысленно ругаю себя за то, что бессовестно пялюсь на его губы. Запрещаю себе вспоминать о том, какие ощущения дарят его поцелуи, но ничего не могу с собой поделать и покрываюсь гусиной кожей.
Леша подходит ко мне, изучает меня взглядом с головы до ног и еле заметно хмурится.
— Ты что, замерзла? — он проводит по моему плечу костяшками пальцев, у меня волоски на руках становятся дыбом.
Я сначала киваю, а потом мотаю головой. Не могу ничего ответить, в мыслях происходит короткое замыкание от одного его прикосновения. В глазах Соколова сверкают веселые искорки.
Больше не могу ни о чем думать. Молюсь, чтобы он первым проявил инициативу и не отдал ее мне. Мне вообще нельзя ее отдавать, никогда. Я не тот человек, который может ею нормально распоряжаться, тем более, в таком раздрае.
— Идем? — тихо, почти шепотом спрашивает он.
Вместо ответа у меня изо рта вырывается идиотский сухой хрип.
«Поцелуй меня. Поцелуй меня!» — крик в голове не смолкает. Хорошо, что люди не умеют читать мысли друг друга. Или, наоборот, плохо?
Взгляд Леши медленно бродит по моему лицу и в конце концов останавливается на моих губах. Я замираю.
— Я думаю об этом весь гребанный день.
— О чем? — говорю я, невольно вздрагивая, когда он заключает меня в цепкие объятия.
— Твой айкью раз в десять выше моего, Ермакова. Не надо делать вид, что ты не понимаешь, о чем я…
Я пристыженно улыбаюсь, а он приближается к моему лицу близко-близко.
— Что бы ты там не накрутила в своей фанатичной, много думающей голове по поводу вчерашнего и наверняка придумала решение… — Соколов касается моей щеки кончиками пальцев и проводит вниз по подбородку и шее. — Мне на все это наплевать! На этот раз я не дам тебе сказать «нет». Не хочу его слышать и все!
— Ох… — это пылкая речь окончательно лишает меня воли. Но тем не менее, мне есть что ему сказать: — Но я…
— Тшшш, — перебивает он, — я же предупреждал: «Никакого нет».
— Но я вовсе не собиралась… — я хочу сказать, что и не думаю отталкивать его. Но все это я не успеваю произнести, потому что он предупреждает мой порыв, накрывая мои губы своими…
…и целует меня. Неспешно и чувственно. На трезвую голову ощущения даже круче, чем вчера. Наши языки встречаются и поцелуй становится глубже и горячее. По телу пробегает дрожь, мне кажется я медленно растворяюсь.
Мне не хочется обрывать поцелуй, Леша делает это первым.
— Прибереги силы, Ермакова, — как он умудряется каждый раз прятать эмоции за маской озорства? — Сегодняшним вечером, тебе они еще понадобятся.
— Для чего?
— Будешь моим личным надзирателем после сегодняшнего разговора с семьей Польска. Единственное, что меня сможет отвлечь от желания выпить — это…
— Я не собираюсь спать с тобой, Соколов! — срывается с языка так неожиданно, что я сама пугаюсь собственных слов.
Леша берет меня за руку и ведет к машине. В какой-то момент он оборачивается и бросает через плечо с лукавой ухмылкой:
— Никогда не говори «никогда».
— Губы закатай! — ворчу я. — То, что они добрались до меня еще не значит, что и остальные части можно распоясать!
— Узнаю старую-добрую Ермакову, — он сжимает мою руку в своей и тихо посмеивается не оборачиваясь. — Каждый раз, когда я считываю твои эмоции ты пугаешься и выпускаешь когти. А на мои маленькие комментарии ниже пояса ты реагируешь вообще с двойным пылом. О чем это говорит, а?
— О твоем гипер-завышенном самомнении и отсутствии воспитания.
С плеча Соколова постоянно сползает сумка, он чертыхается и перехватывает ее за ремень.
— Тяжело? — я рада сменить тему. Не хочу даже думать о том, что он вечно оказывается прав.
— Да, накопилось барахла за несколько лет… — отмахивается Леша и открывает передо мной пассажирскую дверь.
— Ты что, уволился из «Олимпии»?
— Конечно! Я же уезжаю, — Леша с усмешкой захлопывает дверь.
Пока он укладывает сумку в багажник, я судорожно собираю эмоции в кучу. Конечно же, ему пришлось уволиться, из-за переезда в Москву. Вся эта ситуация с разлукой с ним становится все реальней и реальней. Не знаю зачем, включаю камеру на телефоне и быстро поправляю волосы. Мне нравится, как выглядят мои губы: красные и слегка припухшие, подбородок чуть покрасневший, кожа растерта колючей щетиной Соколова.