Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка
Шрифт:
Он повернулся, почти закрыв собою окно, и, завязывая галстук, сказал без всякого чувства и ударения:
— Через два дня этот мерзавец будет мертв.
В ярости от его равнодушия она воскликнула:
— Я могу тебя выдать!
— Выдавай, — ответил он тем же тоном. — Продай меня, испорти всю обедню. Но я придумаю что-нибудь другое. В рабстве у Сарлинга я не собираюсь жить ни одной лишней секунды.
Рейкс обнял ее за плечи и привлек к себе. Белль поняла, что он не собирается больше обольщать и завоевывать ее. Он знает, что она у него в руках и ничего не расскажет Сарлингу.
— Я понимаю тебя. Твои чувства — как предрассветный час, самый холодный в ночи. Горячий кофе — вот что тебе поможет.
— Прости. Мне кажется, я просто… ну, я испугалась. Он вдруг позвонил, и все это внезапно на нас свалилось.
— Кофе — и не волнуйся, — ответил Рейкс, тронул ее за щеку и ушел обратно в спальню. Белль пошла на кухню готовить кофе, не закрыла ни одной двери, поэтому услышала, как он насвистывает песенку. И она поняла, что впервые видит его действительно счастливым. Звонок Сарлинга стал началом его освобождения… и он летит вниз по лестнице, будто мальчишка, который торопится из школы, как узник из тюрьмы, поет, как птица, потому что перед ним, черт возьми, свобода.
Самолет Сарлинга сел в лондонском аэропорту чуть позже полудня. Его ждали машина и шофер от «Оверсиз Меркантайл Бэнк». Сорок минут спустя он вошел в квартиру на Маунт-стрит. Рейкс сидел в кресле у окна и читал газету.
— Белль уехала на Парк-стрит? — спросил старик.
— Да.
— А я не завтракал. У вас найдется стакан молока?
Рейкса так и подмывало ответить: «Налей сам, если хочешь».
Но потом, сочтя Сарлинга уже за мертвеца, решил, что кощунственно с его стороны отказать старику в последний раз, как кощунственно не положить пятаки на мертвые глазницы. Он принес молоко.
Сарлинг сел.
— Я знаю, у вас есть дела в Девоне. И решил прийти сюда, все обговорить, чтобы освободить вас на несколько дней. А потом делайте, что хотите, но думайте о том, чего хочу я.
— О вашей знаменитой операции?
— Точно. — Сарлинг осушил стакан и поставил его на стол. Молоко оставило на стенках серые подтеки. — Как насчет сбыта золота?
— Скоро я узнаю цену и подробности доставки.
— Отлично. Хочу, чтобы вы уяснили одно: половина дохода — вам и Бернерсу.
— Вы интересуетесь только острыми ощущениями? Большим риском?
— Да.
— Так где же они? Мы с Бернерсом должны обдумать и выполнить всю операцию. Вам же остается только стоять у нас за спиной и махать флажком.
— Вы неправильно меня поняли. От вас мне нужно только выполнение. План будет моим.
— Хорошо же вы все разделили. Если что-нибудь случится, — не говорите, что вы не задумывались об этом, — вас никогда не найдут. Вы будете так далеко за своим титулом международного финансиста, что никто вас и тронуть не посмеет, если даже заподозрит. Однако давайте свое задание на каникулы, я уйду и выполню его.
— Отлично. Мы украдем золотые слитки.
— Я это понял.
— Не из банка, не из сейфов торговцев золота, не из почтового фургона. Мы украдем их с корабля в открытом море. Нравится?
Нет. Но одному из моих предков,
— С самого нового и красивого в мире, самого последнего на знаменитой линии.
Сарлинг открыл портфель, вынул какой-то журнал, подал Рейксу. Журнал оказался рекламным проспектом с обложкой из белой глянцевой бумаги. Красными буквами на нем было написано: «НОВЫЙ МОРСКОЙ ЛАЙНЕР — КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА 2».
Рейкс раскрыл наугад. На него с фотографии во весь разворот смотрели трое мужчин в полной форме кунардского пассажирского флота: капитан, главный механик и администратор отеля «Королевы Елизаветы 2» — фуражки с белым верхом, золотой ремешок на околышке, кокарда в виде увенчанного короной льва с земным шаром в лапах, белые рубашки, черные галстуки, погоны, темно-синие кители с восемью блестящими пуговицами, четыре золотых кольца на рукаве капитана.
Его бородатое лицо, загорелое и обветренное, волевое, просмоленное непогодой, и впрямь напоминало лицо сэра Френсиса Дрейка или все дело просто в бороде? «Капитан Уильям Элдон Уорвик, что вам нравится в вашей работе?» И ответ, напечатанный, казалось, со слов самого Рейкса: «Мне кажется, быть капитаном — одна из последних возможностей жить по-своему и не зависеть ни от кого». Ни от кого не зависеть. Оцепенение отступило. Рейкс взглянул на Сарлинга. Старик молчал.
Все еще захваченный размахом его планов. Рейкс листал забитые рекламой страницы, мелькали снимки. Вот блондинка распласталась на кровати в номере «люкс», вот фото бронзового, блестящего, как старое золото, винта — шесть лопастей с загнутыми краями напоминают выпуклую голову тяжело вооруженного доисторического животного.
— Вы сошли с ума, — сказал наконец Рейкс.
— Напротив, я рассуждаю здраво.
Еще один разворот, на этот раз корабль, изображенный кистью художника. Ветви карибских пальм, аметистовое море, длинный, величественный корпус судна — ярко-красная полоса ватерлинии, белоснежная верхняя палуба и надстройки, шлюпки по бокам палубы под застывшей дымовой трубой обтекаемой формы.
Рейкс кинул проспект обратно Сарлингу. Он уже полностью овладел собой, отвращение победило — ведь уже завтра Сарлинг умрет, но даже это не помешало Рейксу воскликнуть со всей искренностью, на какую он был только способен:
— В жизни не слышал о более сумасбродном деле!
— Наоборот, вполне реальное предложение.
— Ради бога, Сарлинг! — возмутился Рейкс. — Это что, боевик вроде «Человек, который взял банк в Монте-Карло» или «Великое ограбление почтового поезда»? Вы рехнулись!
— Мы должны справиться. План мой, выполнение ваше. — Он вынул из портфеля другие бумаги, засунул их в проспект и положил на стол со словами: — Прочтите и это. В основном здесь вырезки из газет и рекламы. Кое-что я узнал благодаря своим деловым контактам. Никакой секретной информации. Такие сведения доступны каждому. Прочтите.
— Зачем? Я и сейчас могу сказать, что здесь понадобится целая армия. Больше людей, чем во всех наших досье. Забудьте об этом. Уж лучше попросите драгоценности короны. Теперь я, пожалуй, достал бы для вас даже их.